Сейчас же, оставшись по эту сторону закрытой двери, я почувствовала, что теперь осталась абсолютно одна…
Жанна обживалась неделю. Сумки так и стояли открытыми на прежнем месте. Одежда на поверхности периодически менялась. Ношеное она бросала обратно.
Потом я не выдержала и отнесла баулы в Мишкину комнату.
Вечером меня ждал скандал. Оказалось, я дурно воспитана и не знаю, что чужие вещи брать нехорошо. Жанна кричала на меня при молчаливом попустительстве брата. Когда она дошла до оскорблений, я подняла на Мишку глаза, ожидая, что он её остановит. Но мой брат просто вышел из кухни, предоставив нам самим разбираться друг с другом.
В этот вечер я впервые после смерти бабушки позвонила тёте Кате. Хотя на похоронах она и просила не теряться, я не хотела навязываться.Но сейчас мне просто необходимо было выговориться. Я попросила бабушкину подругу помочь мне найти работу. Где-нибудь подальше от дома.
Первый муж тёти Кати был военным. Он служил в Восточной Германии. На ночном дежурстве у него случился приступ аппендицита. Рядом никого не было. А он до последнего не покидал свой пост.
Оставшись вдовой, тётя Катя решила не возвращаться домой. Несколько лет она жила одна. А когда Германия объединилась, фрау Кэтрин встретила своего герра Шмидта и переехала к нему в столицу.
Агентство по подбору персонала фрау Шмидт было чуть ли не самым старым во всём Берлине. А его владелица могла похвастаться тем, что за сорок с лишним лет ещё ни разу не получала отрицательного отзыва.
У тёти Кати был талант. Нюх на людей, если хотите. Бабушка смеялась, что из Катерины вышла бы отличная сваха. Настолько тонко чувствовала она исходившие от человека флюиды и понимала, кто кому подойдёт идеальнейшим образом.
И если фрау Шмидт сказала, что я сработаюсь со старичком-миллиардером, значит, сработаюсь. Здесь с ней спорить бессмысленно. Как и сомневаться. Тётя Катя промахов не знала.
Я надела спортивные брюки и футболку. В лёгком халатике, после того как Жанна сдёрнула его с меня, оставив в одних трусиках, я выходить больше не решалась.
Подошла к двери и прислушалась. Вроде тихо. Открыла щеколду и толкнула дверь.
Если бы кто-то мне сказал несколько месяцев назад, что я буду запираться за засов в собственной комнате, точно назвала бы его психом. А вот ведь как вышло.
Я быстро проскочила в ванную, а затем на кухню. Судя по грязной посуде в раковине, брат уже позавтракал и ушёл на работу. Раньше бы я сначала вымыла посуду. Но теперь просто отвернулась к плите и поставила чайник. Жанна много раз повторяла, что у них своя семья, и мне нельзя в неё лезть. Значит, и свою посуду их семья сама будет мыть.
Я дома почти не готовила, обходилась бутербродами или йогуртами и фруктами. Если хотелось горячего, ходила в ближайшую столовую. Но вот без кофе утром обойтись не могла. Поэтому приходилось вставать после ухода брата, но до пробуждения его невесты.
Жанна сейчас нигде не работала, поэтому зачастую могла спать до обеда. И это было лучшее время дня и самое тихое. Я могла спокойно работать всё утро, зная, что меня никто не побеспокоит.
Причём Жанна и правда стала невестой брата. Недавно они с Мишкой подали заявление в ЗАГС. Я не вмешивалась и ничего не спрашивала, потому что каждое слово принималось в штыки и служило поводом к очередному скандалу.
Кофе я допила уже в своей комнате. Затем надела строгое платье, закрытые туфли на каблуках и направилась в визовый центр. Чем быстрее оформлю все документы, тем быстрее покину родной дом.
И сожаления в данном случае я уже не испытывала. Я очень устала жить на вулкане. Мне нужен был перерыв, чтобы решить, как быть дальше. Нужно уехать подальше от дома и брата с его невестой.И круиз со стареньким миллиардером по Средиземному морю как нельзя лучше для этого подходит.
4
Такси привезло меня на окраину Берлина, на тихую улочку с труднопроизносимым названием. Показала водителю бумажку с записанным на ней адресом, иначе рисковала так и остаться в аэропорту. Вообще-то, я говорила на трёх языках, но немецкий в их число не входил.На нём я если иизъяснялась, то со страшным акцентом. К счастью, читать могла, да и устную речь более-менее разбирала.А тройка в зачётке меня нисколько не расстраивала.
Здесь повсюду была зелень.Столько деревьев и цветов одновременно я видела только в нашем центральном парке. Выйдя из машины, глубоко вдохнула совершенно не городской воздух.
Дверь одного из домов открылась, и мне навстречу засеменила приятная пожилая женщина с уложенными с стильную причёску волосами. Одета она была в брючный костюм лососевого цвета, на ногах – белые летние туфли на каблуках, на лице яркий макияж, который в середине дня себе могут позволить только женщины преклонного возраста. Ну или лёгкого поведения.
Но, вообще, на восемьдесят четыре фрау Шмидт никак не выглядела. Она смотрелась весьма бодрой и активной. И судя по её внешнему виду, посещала не только стилиста, но и фитнес-клуб.
– Девочка моя, как ты выросла, – тётя Катя весьма прытко посеменила ко мне.
Я двинулась ей навстречу, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.
– Ну-ну, что ты, милая, перестань разводить сырость, – она обняла меня, и, хотя для этого пришлось нагнуться, я с радостью прижалась к её груди. – Всё будет хорошо, деточка. Я о тебе позабочусь.
Она похлопала меня по спине и отстранилась.
– Пойдём в дом, Вильгельм занесёт твои вещи.
Внутри было чисто, аккуратно и по-немецки лаконично. Я огляделась. Стильная кожаная мебель, деревянный пол и лестница.Тёмные деревянные балки на белом потолке.
Пахло кожей, деревом и табаком. Фрау Шмидт по-прежнему курила как паровоз. Когда-то бабушка ругалась, что сигареты сведут подругу в могилу. Но жизнь разрешила иначе.
– Вил, – позвала тётя Катя по-немецки. – Вил, подойди сюда.
Никто не ответил. Тогда она подошла к стоявшему у окна креслу и потрясла за плечо дремавшего в нём человека. Я его сразу и не заметила, так тихо он сидел.
– А?! Что?! Катэрин, что случилось?! –закричал он испуганно.
– София приехала. Занеси в дом её чемоданы! – вдруг также громко заорала тётя Катя.
– Хорошо! Сейчас! – прокричал он в ответ.
Из кресла поднялся высокий худой старик и, слегка согнувшись, пошаркал ко мне. Супруга его сопровождала.
– Познакомься, Вильгельм, это София!
Старик протянул мне сухую жилистую руку, и я вложила в неё свою ладонь. Его пожатие оказалось на удивление крепким.
– Рад, что вы приехали! Катэрин много о вас рассказывала! – проорал он мне в лицо.
– Я тоже очень рада, – сделала над собой усилие, чтобы не отшатнуться, и негромко ответила на ломаном немецком, за который мне было очень стыдно.
