«этажерки» из Севастополя.
Попрощался я с Бураном, немца дулом в спину ткнул – шнель, сука!
Не отошли мы и пятидесяти метров, как сзади стукнул выстрел. Вечная память майору!
А сил уходить от погони почти не осталось, мы ж кизиловым отваром питались да редкими трофеями из татарских деревень – баранами да собаками. Ты сейчас, в мирное время попробуй в гору подняться, мигом запыхаешься, а мы тогда на скелеты ходячие были похожи…
БЕРЛИН. ПОСОЛЬСТВО РФ
Наши дни
Вальс Штрауса вращал в музыкальном вихре танцующие пары. В зале приемов Посольства Российской Федерации роились мужчины в смокингах и дамы в бальных платьях. Сновали официанты с подносами, уставленными бокалами с шампанским.
Немолодой мужчина с обритой наголо лобастой головой выделялся среди стоящих вблизи господ мощным телосложением, которое угадывалось под натянутым на плечах, словно бы надетым с чужого плеча, смокингом. Так оно и было: генерал-лейтенант ФСБ Валентин Григорьевич Огуренков позаимствовал смокинг у атташе по Военно-морским делам Вадима Черемета.
– Вот, Валентин Григорьевич, познакомьтесь, – сказал Посол России в Германии Владимир Гринин, подводя к Огуренкову худощавого, средних лет господина в золотых очках, с прямым пробором в белесых волосах, – друг нашей страны герр Штерринг.
Мужчины обменялись рукопожатиями. Посол отошел.
Огуренков ждал обычного обмена любезностями и визитками, но разговор сразу приобрел необычный оборот.
– Мой дед воевал в России, – сказал Штерринг. – Он был тяжело ранен в Крыму в 42 году, потерял глаз и правую кисть. И вот недавно произошло чудо! – Штерринг вынул из нагрудного кармана пачку фотографий. – На утерянной руке моего деда находился наградной перстень. Дизайн его был придуман лично рейхсфюрером СС Гиммлером. На кольце, как вы видите, изображен череп, свастика, руна «хагалаз» (символ братства) и две руны «совило» (символ победы). А теперь взгляните сюда!
На следующей фотографии Огуренков увидел внутреннюю сторону кольца, на ободке которого читалась гравировка готическими буквами «S Lb».
– Вы видите личную подпись рейхсфюрера СС Гиммлера, – торжественно возвестил Штерринг. – Аббревиатура «S Lb» означает «Его любимцу». Сомнений нет, это перстень моего деда. Посмотрите в глаза черепу. В них вставлены бриллианты. Подобных колец было изготовлено ровно двенадцать.
– Это очень познавательно… – рассеянно заметил Огуренков.
– Эти фотографии мы получили два дня назад. Некий торговец антиквариатом из Крыма прислал эти снимки в Общество лютеран в Киеве, которое занимается поиском и возвращением на родину праха немецких воинов.
– Чего же вы хотите от меня?
– К сожалению, мы не успели выкупить кольцо. Черные копатели не сошлись в цене с торговцем, убили его и скрылись…
– Убили? Тогда вам следует обратиться в Министерство внутренних дел Украины. Крым находится под их юрисдикцией.
– Одну минуточку, герр генерал, я не договорил. Черные копатели покинули Крым и сейчас находятся на пути в Москву. Мы просим вашего содействия в их поисках. Этот перстень крайне важен для нашей семьи, – вице-консул доверительно понизил голос. – Мой дед очень богатый человек, он хотел бы вам лично сообщить сумму вознаграждения за находку.
Ах, вот оно в чем дело! Какая наглая вербовка! В посольстве! Под прицелом сотен глаз! Перстень – только предлог. Интересно, в какую сумму они оценивают генерала ФСБ?
Выйдя из посольства, генерал сел в машину и последовал за идущим впереди серым спортивным «Порше». Автомобили остановились возле массивного здания в районе Ангальтского вокзала.
Пожилой мажордом открыл высокие дубовые двери, украшенные старинной бронзовой инкрустацией.
По мраморной лестнице, устланной бордовой дорожкой, Штерринг и Огуренков поднялись на второй этаж, в готический зал со стрельчатыми потолками, со стенами, украшенными фамильными портретами и рыцарскими доспехами.
Навстречу гостям на инвалидном кресле выехал старик с изможденным бледным лицом, усеянным старческой пигментацией.
– Граф фон Штауффе… – неразборчиво представился он, подавая для рукопожатия левую руку, правая в черной печатке лежала на подлокотнике кресла. Голову графа по вискам охватывала тонкая тесьма, закрывающая черным наглазником левую глазницу.
Гости расположились у столика, накрытого для легкого ланча и освещенного свечами. Хозяин сразу перешел к делу.
– В 1942 году я был с важной миссией в Крыму, – сказал он на чистом русском языке.
– На мой конвой совершили нападение партизаны. В том бою я потерял глаз и правую руку. Перстень с моей утерянной руки был недавно найден в Крыму. Я прошу вас найти в архивах НКВД материалы о нападении на конвой. Оно было спланировано из Москвы. Целью было заполучить содержимое кофра, пристегнутого к моей руке стальной цепочкой. Партизаны разгромили охранение, взяли меня в плен и увели в лес. Когда им стало ясно, что со мной им от погони не уйти, они избавились от меня.
– Каким образом?
Старик ответил просто.
– Они меня застрелили.
ВАСИЛИЙ ЖУКОВ
Прямая речь
Горный Крым. 3 марта 1942 г. 13 часов 04 минуты
Немец тормозил весь отряд. Он неуклюже карабкался по заснеженным кручам, падал, подолгу стоял в изнеможении на четвереньках, а на угрожающие окрики Василия Жукова показывал на чемоданчик – тяжелый! Василий попробовал на вес – чемодан весил не меньше полупуда. «Что в нем такого, может, золото?»
– Отстегивай! – приказал он. – Мы сами понесем.
Немец отрицательно замотал головой, и вдруг на русском языке сказал.
– Я его не отдам!
– Он по-русски разговаривает! – удивился Мохнатов.
– Ах ты, гадина! – Василий ударил немца кулаком в лицо. – Отстегивай чемодан, гнида!
Немец проморгался и непримиримо повторил.
– Найн! Пока я жив, никто это не тронет!
Донесся далекий лай собак, татакание немецких автоматов.
Василий повернул автомат немцу в живот и нажал на курок. Щелкнул металл. Еще раз. Еще. Оберет попятился по снегу, выставил перед собой стальной чемоданчик в качестве щита. Партизан отстегнул магазин. Пусто. Сунул за борт фуфайки разбухшую от мороза, багровую «клешню», вытащил револьвер, навскидку выстрелил немцу в лицо. Голова оберста дернулась, фуражка с высокой тульей слетела за спину, фигура в шинели с меховым воротником повалилась на спину.
– Гриша, нож давай. – Василий подсел к убитому, нащупал утонувшую в снегу цепочку, положил ее на стальной чемодан. Григорий Гуськов приставил сверху нож, ударил по обуху прикладом. Даже зазубрины не осталось на крупповской стали. Удар, еще, еще!
У лежащего навзничь немца глазница наполнилась дымящейся на морозе кровью, тонкая струйка пролилась к уху, наполняя ушную раковину.
Гуськов колотил прикладом по обушку ножа, цепь не поддавалась.
«А ну дай!» Жуков забрал нож у товарища, выдернул руку немца из обшлага шинели, припечатал к чемоданчику, резанул по запястью. Брызнула кровь. Зазубренное острие не резало – пилой рвало плоть, уперлось в кость, захрустело. Подплывшая кровью рука соскальзывала с чемодана.
– По связкам, связкам резани, – подсказывал
