даже секунды, чтобы препираться с этим дурацким соседом, а он еще тот упрямец. Досадно стону, но все же протягиваю связку ключей с милым брелком в форме кисточки. Он сжимает связку в крупной ладони и подмигивает.
Бегу в сторону такси, стуча каблуками сапог по асфальту, уже усаживаясь на заднее сиденье по всем правилам безопасности, как сосед меня окликает.
— Меня Матвей, кстати, зовут, — машет мне.
Ох, Матвей, держись от меня подальше.
Игнорирую его возглас и закрываю пассажирскую дверь, прося водителя как можно скорее двинуться вперед по дороге.
Хмурю брови, оборачиваясь назад, и рассматриваю мужчину. Он складывает руки в карманы своих армейских штанов и склоняет голову вбок, провожая такси взглядом.
И что же тебе от меня нужно, Матвей?
Глава 3
Лекция о футуристах вышла напряженной, лектор из меня неплохой, обычно я умею рассказывать интересно, но из-за опоздания на одну минуту голос сбивался, а мысли были там, у подъезда дома.
Вообще, лекции — это единственное место, где не проявляется моя отстраненность и интровертность. Просто потому что я рассказываю о том, что действительно люблю и знаю.
Талант к изобразительному искусству родители заметили еще в самом раннем возрасте, все стены в доме были изрисованы, между прочим недурно изрисованы. Отец, как главный врач, заведующий психиатрическим отделением, всегда находил в моих каракулях смысл. Что это не просто линии, начерченные карандашом на стене, а жизненные циклы человеческой жизни.
Не знаю, то ли профессия искажала его восприятие детских рисунков, то ли он действительно увидел во мне талант, но в пять меня уже отдали в художественную школу. Не учли только маленький нюанс — я оказалась ребенком с трудным характером. Упертая настолько сильно, что ни один преподаватель не мог справиться. Если задавали нарисовать натюрморт, то я обязательно дорисовывала отсебятину. Просто потому что так хотела.
Мама у меня интеллигентная женщина, всю жизнь занималась цветочным бизнесом, поэтому старалась вкладывать в образование максимальные средства. Именно, когда мое поведение стало настолько отвратительным, что никто уже не смог терпеть — меня отправили учиться на год в Милан в закрытый пансионат. Вдали от дома, с неприятными итальянскими детьми, которые наотрез не хотели принимать русскую избалованную девчонку, я закрыла свой рот и усмирила свой пыл.
Об Италии, в целом, остались приятные воспоминания, преподаватели у нас были высококлассные. Но как бы я не старалась, принять меня уже сверстники не смогли. Конечно, о бойкотах и буллинге и речи быть не могло, я была просто классической белой вороной. Незаметной и неинтересной. И вся моя харизма и яркость превратились в отшельничество и дерзость. Нужно же было научиться отстаивать себя.
После пансионата я закончила обычную среднестатистическую школу в родном городе, где и познакомилась с Ксюшей и Никитой. Никита сразу отодвинул меня в ранг друзей, даже не попробовав узнать ближе. Но я думаю, что у них с Ксюхой случилась первая взаимная любовь, поэтому места мне в его сердце не оказалось. А вот в моем сердце было достаточно места, чтобы любить за двоих.
Стыдно признаться, но я долгое время мечтала, что Никита бросит Ксюшу и будет со мной. А потом ночами плакала в подушку, коря себя за то, насколько я отвратительна, что желаю такого близким людям.
Когда мы втроем переезжали поступать в Питер, Ксюша мечтала, что мы будем жить все вместе, но получила мой категорический отказ. Смелости признаться, почему "нет" — я не нашла. Выдумала, как обычно, какую-то тупую легенду и сама в нее поверила.
Фантазии всегда помогали отстраняться от реальной жизни, в которой не было того буйства красок, что были на моем холсте. Увы, убегать от реальности оказалось куда болезненнее, чем я думала. Особенно, в свой двадцать седьмой день рождения вдруг осознала, что не жила, а ждала чуда, которое так и не произошло.
— Игорь Олегович, я еще нужна вам или могу идти? — заглядываю в кабинет к начальству. Специально оставляю тело в коридоре, а голову просовываю в кабинет. Может показаться странным, но я давно заметила, что если зайдешь наполовину в кабинет, то Игорь Олегович обязательно найдет для тебя дополнительную работу. Словно, чем больше тебя физически на виду, тем больше у тебя шансов быть замеченной. А я такое не люблю.
— Хм, Ионова, лекция сегодня была слегка напряженный. У вас что-то случилось, Мария? — не то, чтобы он внимательный. Скорее придирчивый.
— Нет. Опаздывала и перенервничала. В целом, ребята остались довольны, по крайней мере лица точно светились от счастья, — скупо улыбаюсь, мысленно моля, чтобы скорее отпустил.
— Это они от счастья, что лекция закончилась, — никогда не понимала, шутит он или серьезно говорит. Впрочем, если шутит, то не смешно, а если не шутит, то тоже крайне не смешно.
— Исправлюсь, Игорь Олегович, — надо дать ему карт бланш. Он здесь хозяин, а как хозяин сказал, так и будет.
Не стоит показывать свои клыки тому, кто тебе платит зарплату.
— Ладно, Ионова, иди. На сегодня дел для тебя у меня нет, — отмахивается рукой, пряча взгляд в кипе бумаг, но потом на секунду вскидывает снова на меня, как раз в тот момент, когда я счастливая закрываю дверь, — Про выставку помнишь? Осталось не так много времени.
— Помню. Почти все готово, — поскорее тараторю и не услышав его ответ, закрываю за собой дверь в кабинет.
Опираюсь спиной о дверь, устало протирая глаза. Еще ехать разбираться с машиной, вряд ли этот сосед смог что-то там починить. Скорее покрасоваться перед девушкой хотел. Мужлан.
По пути домой захожу в магазин, беру по-классике молоко, творожные сырки, сыр и зерновой хлеб. Вот мой идеальный завтрак. Ем я мало, за творчеством не всегда успеваю отследить чувство голода, поэтому ем тогда, когда уже начинает болеть живот.
— Ксюх, я подхожу к дому. Стоит ли ждать шести или мне самой вызвать мастера? — держу в одной руке пакет, а в другой телефон. Пытаюсь балансировать на каблуках, но выходит плохо.
— А из ребят никто не смог, я отправила Никиту, — щебечет в трубку. У нее день явно задался. А мой становится только хуже.
Резко торможу на повороте, вижу два мужских силуэта у моей ласточки. Один — любовь всей моей жизни, другой — кошмар всей прошлой недели. И я цепенею от ужаса. Не хочу видеть Никиту, не хочу говорить с соседом. Черт, хочу просто спрятаться.
— Ау, — кричит подруга прямо в ухо, отчего я тут же оживаю, — Короче, Никита уже должен быть на месте. Поможет тебе. Я побежала, Маха,
