над моей (моей ли?) тушкой что-то бормоча неразборчиво, легонько шлепнула меня по лбу. «Экстрасенс однако» успел подумать я, проваливаясь в глубокий сон.
Проснулся я в той же хате и на той же лавке. Нестерпимо хотелось в сортир. Отварчику перепил наверное. Встав с лавки, я стал искать штаны и рубаху. Заодно мельком осмотрел себя, и скривился. Жалкое зрелище. Тощенький пацанишка ростиком метра полтора, а скорее всего еще меньше. Штаны с рубахой нашлись тут же на лавке. «Ну да ладно могло быть и хуже» — размышлял я над увиденным, одеваясь и выходя через небольшие сени во двор.
Не заморачиваясь поисками сортира, завернул за сараюшку, в которой слышалась какая-то возня и блеяние. Коза что ли? «Ага, Баба Ходора Маньку доит в пригоне». Хихикнул в голове детский голосок. «Молоко у Маньки скусное, сладкое с хлебушком прям — благодать». Освоился видать постреленыш, разговорился.
Оросив местный заборчик, сляпанный из трех жердинок и палок заткнутых меж ними («Плетень это» сьехидничал уже привычный внутренний голос), я оглядел окрестности и, аж, задохнулся от нахлынувших звуков, запахов и цвета. Пришлось даже глаза закрыть: так торкнуло. Забыл как ярко и свежо воспринимался мир в детстве. Какими красками играл. Забыл, забыл старый пенек, как бегал, ранним мартовским утром, не проваливаясь, по «чарыму». Каким волшебным, нежно-розовым светом окрашивало крутые заснеженные склоны, встающее из-за горы солнце. Как рвалась душа навстречу этому прекрасному миру. И как позже заменил волшебное слово «чарым» тусклым и скучном словом «наст».
Тьфу ты как накатило! Чуть стихами не заговорил. Как там, у Пушкина «Он чуть с ума не своротил, или не сделался поэтом». Вот-вот, почему бы и мне поэтом не сделаться. Ну да, понял я, что попал. Попаденец блин! Прочитал как-то несколько книжек в интернете про этих типов. Правда, попадают там, в основном, в сорок первый год, немцев валят штабелями, Сталина поучают, ну и Берию до кучи. И главное все они крутые спецназовцы, рукопашники не хилые, и если не историки, то технари-прогрессоры. Песни поют, Высоцкого все очень плагиатят. Ну, а я чем хуже? Правда, рукопашник из меня никакой. Последний раз дрался лет пятьдесят назад на танцах. Наваляли мне тогда изрядно. Историк же из меня еще хуже, чем рукопашник. Да и технарь средненький. Вот стихов знаю много, а уж Высоцкого я помню почти всего. Так что прямая дорога в плагиаторы.
Ладно, как говорила одна американская героиня: подумаю об этом завтра. Пока дорога мне в избушку Бабы Ходоры, которая судя по всему, является местным доктором, то бишь, знахаркой. Лечит, похоже все: от ожогов до душевных травм.
В хате сел на лавку и осмотрелся. Бедновато конечно, но опрятненько, если не считать, что повсюду висели и сохли пучки разнообразных растений.
Стукнула дверь в сенях и, с крынкой в руках, появилась Баба Ходора. Среднего роста, худощавая в нелепой старушечьей одежде она глянула на меня, удивительно яркими, я бы даже сказал молодыми синими глазами:
— Проснулся Олёшенька — проговорила она, поставив крынку на стол. Затем с полки, расположенной рядом с печью, достала глиняную кружку, налила в нее молока, отломила от каравая горбушку хлеба:
— Садись дитятко поснедай.
Я с сомнением посмотрел на кружку. Пить теплое, только что надоенное из козы молоко! Нет уж, увольте. Но оголодавший организм меня не послушался и с удовольствием употребил эту желтоватую жирную субстанцию, именуемую козьим молоком.
Баба Ходора подошла ко мне и провела несколько раз рукой по волосам. От ее ладони в голове прокатилась, какая то волна принесшая покой и умиротворение. «Будто ангел босиком по душе прошел» — вспомнилось мне присказка, употребляемая, правда, совсем по другому поводу.
— Рассказывай Олёшенька, что с тобой приключилось.
Пришлось вызывать наружу «Олёшеньку». Тот нехотя выглянул. Бабу Ходору он явно побаивался.
— Рассказывай дитятко не бойся.
— Архипка позвал рыбачить на Ведьмин Омут. Говорил: караси там большие ловятся. Накопали червяков за пригоном, удочки взяли и пошли.
— Архипка — это Степаниды Назаровой сын?
— Ага. У него удочек нет, а мне тятя новую недавно сделал, ну я старую ему дал. — Пацан хрипло с трудом выговаривал слова: — На озере мы с Архипкой поймали… один, два, три… во шесть. Шесть карасей. Здоровенные!. Ну а потом рыба клевать перестала. Мы с Архипкой искупались и стали собираться домой. Не заметили, как туча наплыла, а потом молонья в озеро ударила. Да так громко, что ушам больно стало. А из озера шар светящийся выскочил и к нам быстро так поплыл. Архипка ближе стоял, но шар мимо него пролетел и прямо ко мне, прилип к груди. Больно было. Я хотел его оттолкнуть, а он рассыпался искрами. Дальше не помню. Очнулся, когда тятя прискакал. Только опосля того шара в голове у меня какой то дядька поселился. Сначала я сильно испужался, а сейчас уже не боюсь. Я эти… как их, «мультики» смотрю.
Вот паршивец! Сдал меня. И какие такие мультики он смотрит? «Такие — «Ну погоди!» называется про волка и зайца». Это что же? Меня малец сканирует, когда пожелает, а я его могу услышать только тогда, когда он сам захочет, что ни будь сказать. Однако это «ни есть гуд»! И с этим надо что-то делать.
Из-за этой катавасии я как то упустил из виду Бабу Ходору (странное имечко), а между тем с ней произошли некоторые изменения. Вместо доброй, уютной бабульки, передо мной была, чисто надзирательница концлагеря с ледяным взглядом; я бы даже сказал с люто-ледяным взглядом. Она как то быстро скользнула ко мне, схватила меня за голову обеими руками и прошипела:
— Кто ты? Антихрист?
Малец в моей голове испуганно пискнул и рухнул куда то в район живота и чуть не описался. Хорошо, что я успел перехватить управление тельцем, а то бы сидел сейчас с мокрыми штанами.
Взяв бабкины руки за тонкие запястья, я отодвинул ее ладони от своих висков:
— Спокойней Баба Ходора. Не парте мне ауру. Ну где Антихрист и где я? С Антихристом вам надо в столицу, к царю иль, на худой конец к президенту какому ни будь, а не в эту глухую дыру с убогим мальцом.
— Ну тогда кто же ты?
— Человек я. Вернее, до сих пор думал, что человек, а вот теперь уже начинаю сомневаться. Скорее всего, я копия меня прежнего на флэшку записанная, а тельце — комп биологический, малец это система ну вроде «Винды». Во блин все сходится. Он меня считывает, а я его фиг. Ой! — Пораженный
