противоположности. И это неохладевшее сердце представляло большую опасность прежде всего для самого Федерика, да и для окружающих тоже: похоже, именно благодаря ему молодой некромант ввязывался в разные опасные авантюры.
Эта встреча с Базилем – признанным мастером всяческих авантюр, тоже не была исключением. Вскоре все четверо, включая призрачную девушку, заключённую в магический шар, прибыли в таверну «Серебряная башня», издавна считавшуюся защищённой, нейтральной зоной по ту и по эту стороны. Публика в ней тусовалась сплошь приличная (иногда захаживали даже представители высшей знати по ту и по эту стороны), блюда готовили отменные, а ещё, что особенно ценно, в здании таверны находились тайные комнаты с магической защитой, где можно было спокойно поговорить. Одну из таких и снял шевалье Федерик. Словечком «шевалье» во Франции обозначали младшие дворянские титулы, а у некромантов потустороннего Парижа так называли особ мужского пола, недавно поступивших на службу к Противоположности Жизни.
– Здесь относительно безопасно, – бесстрастно констатировал Амбруаз, наглухо затворив ставни на окнах, из которых открывался исключительный вид на Собор Парижской Богоматери. – Говорить можно, но всё-таки следите за словами, а я выйду осмотрюсь.
После этого он отпустил шар с девушкой, позволив этой летающей тюрьме зависнуть под потолком, а сам проделал уже известный трюк с плащом и скрылся, пройдя через стену.
– Ну, наконец-то, твой мр-р-р-р-ачный воспитатель отлучился, и мы можем спокойно поговорить! – промурлыкал Базиль, развеяв магию шара молниеносным режущим ударом восхитительно острых серебристых когтей.
– Он мне не воспитатель! – обиженно проворчал Федерик, сверкнув молнией взгляда через алое стекло монокля, но досада молодого некроманта тут же улетучилась, когда перед ним возник зыбкий призрачный девичий силуэт.
Эта девушка при жизни была очень красива, и теперь в призрачном состоянии её облик не утратил привлекательности, исполнившись какого-то потустороннего изящества.
– Мари Туше! – представил её Базиль. – В прошлом возлюбленная Карла IX Валуа, ну и моя... давняя знакомая!
– Срок её пребывания в Мире Живых давно истёк! – заметил Федерик, мельком взглянув на циферблаты своих часов, где отображалось время, отведённое каждому живому и не очень живому существу. – И твой тоже, кстати! Пора возвращаться, у тебя и так проблемы с законом.
– Это у закона проблемы со мной! – осклабился Базиль, сверкнув жёлтыми глазами.
– Я не смогу долго скрывать твоё пребывание здесь, поэтому сегодня ты и твоя спутница совершите переход вместе со мной, – строго сказал Федерик, но его строгость вызвала только саркастический смех Базиля.
– А как же Мау-рия-Антуанетта?! – промурлыкал он, хитро прищуриваясь.
Это замечание заставило Федерика слегка покраснеть и потупить взор, а лже-маркиз де Монбельяр изящным и по-кошачьи мягким жестом иллюзиониста выхватил будто из воздуха сложенный вчетверо и пахнущий духами лист бумаги, протянул его некроманту и картинно отвернулся, чтобы позволить шевалье прочитать тайное послание без свидетелей. На самом деле Базиль прочитал его первым, потому что дело, ради которого он нарушал все законы, рискуя попасть в немилость по ту и по эту стороны, было важнее, чем некоторые правила.
– Хорошо, – сказал Федерик, с трудом сдерживая волнение и не отрывая взгляда от старательно выведенных строчек и уже предвкушая свидание, – Отложим переход ещё ненадолго.
– Так мы с мадмуазель Туше можем удалиться? – вкрадчиво спросил Базиль.
Дожидаться ответа он не стал, да его в скором времени и не последовало бы, потому что шевалье был очень увлечён чтением. Вскоре оборотень и призрак уже двигались к чёрному ходу, который был в наличии в любой таверне.
– В чём дело?! Почему мы не вышли через главный вход? – недовольно ворчала призрачная девушка, тараня старые шкафы для посуды полупрозрачной головой и пролетая насквозь, на что тарелки и фужеры, отвечали возмущённым звоном.
– Тише! Ты, верно, повредила голову прошибая стены? – совсем по-кошачьи зашипел на неё Базиль.
– Мы не вышли, потому что через главный вход только что сюда вошёл тот, кто наложил на меня проклятие! Я его чувствую! Встречаться с ним снова я совсем не хочу!
Мари пролетела ещё сквозь один шкаф и предстала перед своим спутником с миской на голове, словно та собиралась заменить ей шляпу: среди посуды тоже встречались призраки-нелегалы. В это время из обеденного зала донёсся мужской голос чертовски приятного, но крайне мрачного тембра:
– Заблокировать все входы и выходы и обыскать здесь всё!
– О, Боже! – тихо пискнула Мари Туше, и её волосы встали дыбом во всю длину от страха, а миска-призрак покрылась мурашками, став похожей на дуршлаг.
– Туда! – прошипел Базиль, метнувшись в чулан, и вовремя: он и Мари как раз успели скрыться, когда дверь чёрного входа распахнулась, пропуская внутрь несколько странных сущностей.
Они выглядели, как люди, но Базиль не слышал биений их сердец и дыхания, да и движения у них были слишком плавными и текучими.
– Фантомы-ищейки! – прошептала Мари Туше. – Терпеть их не могу! Что будем делать?
Базиль уже шарил по карманам и вскоре выудил оттуда одну из своих знаменитых табакерок.
– Но ведь это же для повстанцев! – почти беззвучно возмутилась Мари Туше, разгадав его замысел.
– От них не убудет! – сказал Базиль, и прошептав загадочное «spiro» на латыни открыл крышку, из-под которой уже струился лёгкий синеватый дымок.
Стоило его завихрениям коснуться призрачных форм Мари Туше, как её облик мгновенно преобразился, обретя плотность и объём, характерный для человеческого тела. Дело в том, что в свои табакерки Базиль собирал взволнованные дыхания. В среде скучающих аристократов они были наиболее насыщенными и ценились гораздо выше, чем прерывистые вздохи бедноты.
– О! Как это прекрасно! – завороженно прошептала Мари.
За это можно было бороться и жертвовать чем угодно, но Базиль не разделял её восторгов. Он уже успел извлечь из своего тайного хранилища небольшую шкатулочку, в которой хранил подаренные ему дамами мушки. Эти маленькие кусочки бархата было модно приклеивать на грудь и лицо, чтобы скрыть дефекты кожи или подать тайный знак своему кавалеру. Щедро выбрав наиболее крупную среди них, ту самую, что подарила сама Мария-Антуанетта, Базиль ловко, как признанный умелец, приклеил её к пышной груди своей спутницы, прошептав на латыни «pulsatio», и Мари ощутила, что у неё будто забилось
