бывшему лидеру гитлеровской молодежи Бальдуру фон Шираху, приговоренному к 20 годам заключения. Гессу в конце концов достался последний, седьмой номер. Серые рубашки и брюки, американские военные шинели, перекрашенные в черный цвет, тюремные шапочки и соломенные сандалии, позже замененные башмаками на деревянной подошве, отныне стали повседневной одеждой нацистских преступников, а номера на одежде заменили им фамилии.
Заключенных разместили во внутреннем камерном блоке — коридоре длиной около 30 метров, по обе стороны которого располагались 32 камеры размером 3x2 метра. Всего в тюрьме было 132 одиночные камеры, 5 пересыльных и 10 общих на 40 человек каждая. В тюрьме при ее полной загрузке в свое время содержалось более 600 арестованных. Чтобы заключенные не перестукивались и не передавали друг другу какую-либо информацию, по обеим сторонам от занятых ими камер находились пустые камеры. В камере стояла железная койка с матрацем, покрытым простынями. Деревянные табурет и небольшой стол были установлены так, что охрана, просматривая камеру через дверной глазок, могла хорошо видеть заключенного, сидящего за столом. Слева от двери находились раковина и унитаз. В любое время заключенных могли обыскать. Камера тщательно осматривалась не менее двух раз в день. После выключения света (лампочка на потолке, защищенная металлической сеткой) проверка производилась с помощью электрического фонарика. Годами приученные к такому режиму заключенные в ночное время спали с темными повязками на глазах. Отапливали камеру четыре трубы с горячей водой.
Высоко под потолком находилось небольшое закрытое тяжелой решеткой окно. Словом, все, что касается безопасности, власти тюрьмы, кажется, предусмотрели основательно.
В ванной комнате были установлены друг против друга две ванны, три раковины для умывания и душ, на полу лежала деревянная решетка. В эту же комнату к тюремному парикмахеру — голландцу по происхождению приходили заключенные по одному трижды в неделю для бритья и стрижки.
Каждое утро (кроме воскресений и праздников) после утреннего туалета заключенные сами производили уборку камерного блока и своих камер. Все принадлежности для уборки выдавались строго в соответствии с тюремными правилами. Запрещалось пользоваться всем тем, что могло в какой-то степени способствовать самоубийству.
Войти в здание тюрьмы и выйти из него можно было только через главные ворота. Даже вертолет, отважившийся бы на спасение заключенных во время прогулки, не смог бы выдержать перекрестный автоматный огонь охраны с вышек.
Не думаю, что у заключенных и их возможных сообщников на воле могла возникнуть мысль о побеге, хотя в 1953 году британская разведка во время допроса шести нацистов, обвиняемых в заговоре, направленном на свержение правительства Западной Германии, установила, что заговорщики планировали также организовать побег из тюрьмы главных военных преступников. Заговор возглавлял некто Вернер Нейман, бывший помощник Геббельса в гитлеровском министерстве пропаганды.
“Дайте мне сотню надежных людей и два вертолета и я вызволю Гесса и остальных из тюрьмы Шпандау”, — это хвастливое обещание прорваться через охрану самой надежной тюрьмы в мире принадлежит бывшему эсэсовскому генералу Отто Скорцени — человеку, спасшему с помощью планеров Муссолини, захваченного союзниками после разгрома Италии в войне.
Перед воротами тюрьмы на заборе висело предупреждающее объявление, которое запрещало приближаться к тюрьме или ее фотографировать. Предупреждение было также перед электроограждением: “Внимание! Опасно! Не приближаться, охране приказано стрелять”.
В соответствии с приговором Международного Военного Трибунала заключенные военные преступники должны были содержаться под стражей. Заключение было одиночным, но работа, посещение церкви и прогулки — общие. Вначале заключенным не разрешалось разговаривать друг с другом или с другими лицами. Вспоминаю такой случай. У заключенного № 1 Шираха заболели глаза, стала разрушаться сетчатка правого, потом левого глаза, ему грозила слепота. Немецкий профессор Мейер прооперировал его, спас зрение. В благодарность Ширах протянул и пожал профессору руку. За это Ширах был наказан: целый месяц не получал газет, не имел права писать письма. Директора, надзиратели, персонал обращались к заключенным, называя их только по номерам. Позже в Устав были внесены изменения, разрешающие заключенным разговаривать между собой во время работы и прогулок.
Все выходы во двор, помещения и камеры, а также другие помещения тюрьмы всегда были под замком. Под замком находились также ключи, оружие и спецодежда, которой в данный момент не пользовались. Выдача ключей и оружия всегда фиксировалась в журнале с указанием, для какой цели они выдаются. Согласно тюремным требованиям, у заключенных не должно было быть предметов, которые способствовали бы их побегу, когда они не находились под непосредственным надзором.
Заключенные появлялись во дворе только под охраной надзирателей. Вблизи стен не должно быть никаких предметов, которые могли бы способствовать их побегу. Продукты питания ежедневно проверялись офицером-врачом. В камеры пища доставлялась санитаром под наблюдением надзирателей. Заключенным разрешалось пользоваться только ложками. В письме одному из своих сыновей “аристократ” Ширах беспокоился: как это он на воле будет привыкать пользоваться во время еды… ножом и вилкой, ведь в тюрьме он совсем от этого отвык. Ночью запрещалось кому-либо входить в тюрьму, за исключением членов Дирекции или постоянных работников по специальному разрешению Дирекции. Никаким автомашинам, кроме тех, которые привозят грузы в тюрьму или увозят их, не разрешался въезд в тюремные ворота. Прочие автомашины имели свою стоянку рядом с тюрьмой.
Заключенные обязаны были работать каждый день, кроме воскресений и общих немецких праздников. Строго воспрещались всякие неофициальные связи между тюремным персоналом и заключенными. Устав тюрьмы предусматривал, что “установление каких-либо деловых связей с заключенными является тяжким преступлением и должно караться со всей строгостью как грубейшее нарушение приказа Военной администрации”.
Служащим и персоналу тюрьмы запрещалось извлекать какую-либо выгоду, используя свое служебное положение или свои связи с тюрьмой, а также использовать работу или услуги заключенных для личных целей. Любые личные обстоятельства и дела заключенных, ставшие известными служащим или персоналу тюрьмы в процессе исполнения ими своих официальных обязанностей, не должны подлежать огласке и должны были передаваться только Дирекции. Только Дирекция была вправе, при наличии оснований, сообщать какие-либо сведения о заключенных третьим лицам.
Устав предписывал, что в обращении с заключенными личный состав должен проявлять твердость, спокойствие и решительность.
Фото 5. Гесс, Ширах и Шпеер.
Фото 6. У стен тюрьмы
Глава 3
6 ноября 1954 года родственникам заключенного № 3 Константина фон Нейрата, которому был 81 год, сообщили, что вскоре его освободят, так как он отбыл большую часть назначенного ему наказания. Осенью 1955 года выпустили на свободу гросс-адмирала Эриха Редера “в связи с преклонным возрастом
