Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
его жизнь… Он, как врач, определял их недуги и психические повреждения… Он походил на врача, может быть, на делового человека и меньше всего на писателя. Только в его умных темных глазах была глубина и та лирическая теплота, которая сразу определяет натуру художника»{12}.
Удивителен и другой феномен этого человека. При всей его открытости миру и заботе о юных дарованиях – «находил время быть открывателем, советчиком, помощником, меценатом для молодых поэтов многих европейских стран»{13}. При полном отсутствии тщеславия, гордыни, малейшего намека на звездную болезнь и хандру – «это проявлялось даже в его внешнем облике. Он любил носить простые костюмы и очень неохотно смокинги, фраки, а их приходилось надевать по торжественным случаям»{14}. При его бескорыстной заботе о финансовом положении коллег – «нет второго писателя, который бы с таким великодушием и щедростью помогал своим коллегам, как он» (Франц Верфель), – при всем этом Стефан Цвейг был абсолютно закрытой личностью. Если была возможность избегать визитов и встреч, он обязательно их избегал, если принимался работать и ни на что не хотел отвлекаться – то уезжал из дома, из семьи на два-три-четыре месяца, и в незнакомом городе, где его не узнают на улицах, арендовав скромную зашторенную квартирку, писал очередную книгу любимыми фиолетовыми чернилами.
Вот что пишет знавший его советский писатель Владимир Лидин: «Цвейг жил на маленькой улочке где-то возле Гольстенваль-Ринга. Он жил один в большом Гамбурге. Он любил писать свои книги в чужих, незнакомых городах: слишком много людей знали его в Вене и Зальцбурге. Здесь в квартирке какой-то вдовы, сдавшей ему на месяц жилище со всей обстановкой, его не знал никто»{15}. А это из письма самого Цвейга Максиму Горькому 10 марта 1927 года: «Я уединился в маленькую деревушку около Канн и поселился в скромном отеле, чтобы спокойно работать и любоваться сверкающим лазурным морем».
Поразительно, но «его не знал никто» не только во время работы над новыми новеллами и жизнеописаниями. По утверждению Фридерики, первой супруги писателя, его совершенно не знали, не понимали самые близкие ему люди. В письме от 18 июля 1930 года она ему скажет: «Думая вчера о твоих друзьях, меня беспокоила мысль, что никто, кроме меня, действительно тебя не знает и что однажды о тебе будут написаны невероятно глупые вещи. Но когда ты позволяешь очень немногим людям приблизиться к тебе и когда дело доходит до тебя настоящего, ты – закрытая книга – и это понятно. В конце концов, твои произведения – лишь треть того, кем ты являешься, и никому не удалось извлечь из них даже самое необходимое, чтобы понять остальные две трети».
Что ж, «закрытая книга» под условным названием «жизнь Стефана Цвейга» впервые открывается русскому читателю в полной и подробной биографии великого австрийского новеллиста. Несмотря на то что сам писатель в своих мемуарах «Вчерашний мир» ни словом не обмолвился о женщине, с которой прожил почти тридцать лет. Ни разу не упомянул и свою вторую супругу Шарлотту, а ведь именно с ней он отправился в Бразилию и с ней же в итоге покончил счеты с жизнью двойным самоубийством… Биографы, получив доступ к источникам, в том числе новейшим, предоставляют поклонникам любимого писателя в разных странах право узнать о малоизвестных перипетиях жизни Цвейга. О его триумфальном «карьерном» взлете, к которому он, собственно, сам никогда не стремился. О его бескрайнем (точнее подходит определение «кругосветном») литературном наследии, ибо произведения Цвейга давно перевели во всех странах от «А» до «Я» – от Аргентины до Японии.
Постараемся шаг за шагом пройти по его припорошенной временем дороге, ведь что ни говори, а более чем вековой рубеж с двумя мировыми войнами, утратой документов, мемуаров, ценных первоисточников в любом случае отделяет нас от героя. Тем не менее в процессе погружения в книгу мы станем внимательно оглядываться по сторонам, исследуя сохранившиеся крупицы информации. Надеемся, нам повезет и среди блеклых страниц чьих-то воспоминаний на поверхность проступят неизвестные эпизоды из жизни великого человека, имя которому Стефан Цвейг. Книга раскроет и истинные мотивы добровольного ухода гения из жизни, из его уютного мира, так стремительно очерствевшего и почерневшего после 1933 года. Мира, ставшего не только для него одного, но и для миллионов его современников миром чужим, «вчерашним»…
Первые переживания
О детство, ты, о тесная темница,
Как часто за решеткой я в окне
В слезах следил Неведомого птицу,
Златившуюся в синей вышине!{16}
«Эдгар был, судя по всему, очень умен, не по возрасту развит, как почти все болезненные дети, которые проводят больше времени со взрослыми, чем с товарищами в школе, и отличался необычайно обостренным чувством любви или ненависти. Ни к чему у него не было спокойного отношения; о каждом человеке, о каждом предмете он говорил либо восторженно, либо с таким отвращением, что лицо его перекашивалось и становилось злым и некрасивым.<…> Это был застенчивый, физически плохо развитой, нервный мальчуган лет двенадцати, с порывистыми движениями и темными, беспокойными глазами. Как многие дети в этом возрасте, он казался чем-то напуганным, словно его только что разбудили и привели в чужое место. Он был миловиден, но черты его еще не определились, борьба между детством и зрелостью, по-видимому, только начиналась; все было лишь намечено, ни одна линия не завершена в его болезненно бледном, нервном лице»{17}.
Les fails parlent![1] В новелле «Жгучая тайна» подробно описана внешность болезненного Эдгара – «бледный мальчуган в черном бархатном костюме», «рукава и брюки болтались на слишком худых руках и ногах», «комнатный, с этой книгой под мышкой». Не менее подробно описываются душевные волнения мальчика – «чувство неполноценности, бессилие проявить свою любовь приводили его в отчаяние», его «с трудом подавляемый страх перед собственной страстностью», да и к тому же «в горячности, с какой он говорил, было что-то необузданное, порывистое…».
За очевидным проявлением страха мальчика перед строгой, упрямой, волевой матерью – «мама была необыкновенно строга», нежеланием взрослых вступать с ним в какую-либо беседу – «до сих пор его никто знать не хотел» – скрываются физическое состояние, характер, психологический портрет самого автора. Первые детские переживания Стефана Цвейга, многократно испытанные (и благополучно подавленные на десятилетия) дома и во время поездок на курорты с родителями, тетушками, гувернантками.
Этого мнения придерживались не только Фридерика Цвейг («Печально, что Стефан не написал свои детские воспоминания, хотя частично отразил их в ранних рассказах и стихах»), но
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
