class="p1">– О том, за что тебе заплатят, – спокойно ответила мать, – о домашней работе.
Дастин глубоко вздохнул и закатил глаза. Стивен был симпатичным богатым тусовщиком из высшего общества Манхэттена, а Дастин не являлся ни тем, ни другим. Дастин был усыновлен и ничего не знал о биологических родителях. Ну, он знал, что его мать-подросток оставила записку, в которой сообщала, что младенца нужно отдать Тамар Л., «милой даме, социальному работнику, умной и доброй, тогда как она сама – просто ребенок из хреновой семьи, живущий с испорченной мамашей». Она хотела лучшей жизни для сына, вот почему она знала, что должна бросить малыша.
Таким образом, однажды пятничным вечером по дороге в синагогу на первый за долгое время Шаббат[3], Тамар получила звонок от социального работника при госпитале, и ей дали один час на то, чтоб решить, хочет ли она стать матерью двухдневному младенцу. Приняв это как проверку своему утраченному благочестию, она склонилась вперед и назвала таксисту адрес больницы святого Луки на Сто двенадцатой улице.
Когда она рассказала мужу о своих намерениях и объяснила ему прозрение, постигшее ее в такси, будущий приемный отец Дастина – хоть у них уже и был трехлетний ребенок – не сомневался ни секунды, прежде чем сказать:
– Я – за!
И Тамар охватило чувство уверенности, что она вышла за правильного мужчину. Восемнадцать лет спустя мать Дастина все еще рассказывала эту историю, но с оговоркой, что хоть она и была права в вопросе усыновления, она слишком рано поверила в своего теперь уже бывшего мужа.
Дастин вырос спокойным, серьезным парнем, чьи приемные родители постоянно шутили с друзьями, что их собственные гены никогда бы не породили такого умного ребенка, и Дастин обычно отвечал, что совершенно уверен: его биологические родители никогда бы не воспитали его таким хорошим еврейским мальчиком. Лишь недавно, на волне популярности рэпера Дрейка, его черный цвет кожи в сочетании с воспитанием стал считаться среди сверстников крутым, а не странным. Чего окружающие не знали, так это того, что Дастин склонен к паническим атакам и с десяти лет лечится от них, поэтому одна мысль о том, чтобы учить «чокнутого богатея», скрутила нутро подростка в узел.
– Ни за что. Я не могу, мама, – сказал Дастин. – Стивен – воплощение золотого миллиарда, если я стану помогать ему, то перейду на темную сторону. Я не Кайло Рен из «Звездных войн».
Мать Дастина, будучи очень практичной женщиной, спокойно объяснила сыну, что он делает из мухи слона.
– Ты слишком эмоционален, Дасти, – сказала она. – Это не «Звездные войны», а реальная жизнь: несправедливо отмахиваться от Стивена потому лишь, что он родился богатым. Никто не требует, чтобы вы с ним были лучшими друзьями. Это работа, где ты предоставляешь необходимые услуги – и тебе хорошо платят. В следующие восемь месяцев ты заработаешь больше, чем я получаю за год.
Обычная ставка репетитора на Манхэттене составляла двести долларов в час, а мать Стивена, конечно, платила более щедро, а это значило, что Дастин получит чистыми свыше двух тысяч долларов в неделю плюс десятитысячный бонус, если Стивен окончит год со средним оценочным баллом выше трех целых двух десятых.
– Разве ты не видишь, как все безумно, – ответил Дастин. – Ты дипломированный специалист, который дни напролет помогает неимущим, людям, которым действительно нужна помощь. Ты же всегда говорила, что социальные работники и учителя общеобразовательных школ – самые благородные профессии, ужасно недооцененные в современном мире. Как ты можешь так спокойно предлагать мне это?
– Не будь занудой! В следующем году ты поступаешь в институт, а репетиторство избавит тебя от паршивой подработки, обеспечив деньгами на дальнейшее житье. Вот как я смотрю на это, и ты должен смотреть так же.
Дастин нашел точку зрения матери упрощенной и недальновидной, но, когда он попытался сказать ей об этом, она отказалась обсуждать вопрос и настояла, чтобы сын посоветовался с кем-нибудь еще, прежде чем отклонять.
Дастин решил поскорее покончить с этим делом, отправившись сначала к высшему авторитету, раввину их синагоги. К его большому удивлению, раввин Кеннисон согласилась с его матерью, приведя в пример тот факт, что она работала в «Макдоналдсе», учась в средней школе.
– Я спрашивала каждого клиента, хочет ли он что-нибудь добавить к заказу. Но означает ли это, что я несу ответственность за проблему ожирения в Америке? – спросила она. Прежде чем Дастин успел ответить, она добавила, что он будет исполнять мицву[4], используя интеллект, данный Богом, чтобы помогать другому. – Что, если Стивен вырастет и станет сенатором, потому что ты помог ему в учебе?
Дастин посмеялся бы над самой мыслью о том, что ребенок, который в четыре года съел на спор майского жука, станет сенатором, но тот факт, что нынешний президент некогда был звездой реалити-шоу и изменял беременной жене с порно-звездой, остановил его. Дастин поблагодарил раввина за совет и немедленно позвонил доктору Н., попросив срочно назначить ему сеанс психотерапии. Но и после пятидесяти минут терапии он не приблизился к решению. В конце концов он предположил, что все подростки, богатые или бедные, имеют одинаковую склонность к добру и злу, и лучший способ сражаться со злом – образование… ну, это когда у тебя нет светового меча. Доктор Н. в конце сеанса мельком обронил, что если Дастин откажется от работы, то он, возможно, сможет рекомендовать своего племянника, бедного студента юридического факультета Университета Фордема. Дастин счел это этически сомнительным.
После недели напряженного заламывания рук Дастин согласился стать репетитором Стивену, предупредив мать, что если он почувствует хотя бы малейшее сомнение, то просто бросит все.
После первого месяца работы, обучая Стивена девять часов в неделю, Дастин обнаружил, что это вовсе не аристотелевская (и не библейская, не шекспировская, не философская и даже не джордж-лукасовская) битва добра со злом, как он опасался поначалу, зато это было весело. Друг детства не был таким высокомерным и несносным, как представлялось Дастину. Повзрослевший Стивен был таким же, как и в детстве: харизматичным мальчиком с хорошим чувством юмора, любящим дорогие игрушки и с удовольствием делившимся ими с приятелями. И он, вероятно, точно так же съел бы жука, если б ему бросили вызов.
На втором месяце Дастин начал находить, что общение со Стивеном забавно, хотя никогда не признался бы в этом матери. Во время уикендов Дастин ловил себя на том, что с нетерпением ждет понедельника и занятий, когда Стивен, без сомнения, угостит его диковинной историей о своих «чертовски горячих» выходных. У обоих мальчиков была полярно-противоположная школьная жизнь.
