Я полностью отсутствовал, смотрел в лица своих работников и не видел их. Внутри меня что-то происходило, какой-то водоворот из неясных мыслей и чувств. Моё Я словно раздвоилось и теперь один отвечал людям, улыбался, хмурился, принимал решения, а второй пытался дышать и преодолеть день. В голове звучал тихий голос: «Ещё немного, ещё чуть-чуть. Всё правильно, молодец, теперь повернись направо, налево, возьми трубку. Ты справишься, так держать…»
У меня всегда было тяготение к «простой» работе, не манило кресло менеджера в огромном холдинге. Меня отпугивало честолюбие и амбициозность окружающих меня людей. Я видел свой путь в честной, свободной работе. В том, что будет понятно, чисто и чётко. Считал, что я не создан для работы под чьим-то руководством, но не потому что умнее всех. Наоборот в том деле, которым я занимался, мне пригодилось руководство моего отца. Я сам просил его брать меня к себе на строительные объекты. Не для того, чтобы он научил меня командовать, а для того, чтобы меня научили работать. За это время я узнал большое количество людей, которые любили и ненавидели свой труд. Тех, кто считал, что ему повезло быть на своём месте, и тех несчастных, кто думал, что стоил большего, чем убивать себя на постройке чужого будущего. Из этого опыта я усвоил, что нет ничего важнее, чем получать удовольствие от самого процесса. Быть частью его, быть в самом процессе. После окончания университета для меня не стояло острого вопроса: что делать и кем же быть. Кто-то считал, что мне повезло и я легко отделался. Я же знал, что для меня единственно возможный путь – тот, при котором получаю удовольствие от процесса. А если в какой-то момент, моя деятельность перестанет увлекать меня, то смогу все оставить и начать заново.
Перемены в работе меня не пугали, хотя я и старался быть последовательным, надеялся на то, что не стану принимать необдуманных решений, которые ни к чему ни приведут. Но сегодня у меня появилось желание всё бросить, пустить на самотек, сесть в машину и уехать куда подальше.
Этот день пролетел, можно было выдохнуть и ехать домой. Я надеялся на усталость, которая поможет заснуть, как только голова коснется подушки. Но я ошибался. Меня тянуло на улицу. Тянуло к дому, где на крыльце горел свет и сидела девичья фигурка. Мне было не важно, что мог ошибаться и на крыльце сидел Никола, отец Марты, страдающей бессонницей. А если вчера это и была Марта, то могло быть так, что она вовсе не выйдет сегодня, что это был разовый порыв. Но я уже шел к её дому. Шел и думал, что же скажу ей, если все-таки она тоже окажется на улице. Нужно или подходить и здороваться, или пройти мимо. Я стал прибавлять шаг, перешел на бег. Повернул голову: свет горел, фигура виднелась. Я пробежал мимо.
Почему? Потому что не мог придумать как начать разговор, не знал, что же именно сказать? Миллионы людей по всему миру каждый день начинают разговор, знакомятся, общаются. Я не помнил случаев, чтобы за обычным приветствием своих соседей шел акт каннибализма.
Хотя, можно вспомнить первооткрывателей, которые приплывали на своих огромных кораблях к неизведанным землям, прорубали себе дороги в труднопроходимых джунглях. Тот, кто всё же оставался цел и, относительно своих почивших товарищей, невредим, добирался до поселений местных племен. И как же эти первопроходцы были вознаграждены за свои открытия: их ели. Без соли и перца, без паприки и базилика. Кого-то сварили, кого-то поджарили на костре. А некоторые удостаивались особой чести: их мозги съедали сырыми. Должно ли льстить морячкам, пережившим цингу и дизентерию, малярию и тупое обезвоживание, что уплетали их с большим почтением, как раз за смелость, храбрость, отвагу и сделаный первый шаг.
Определенно, я не готов быть на их месте. Не хочу быть ни на чьем месте. У меня богатая фантазия и не более того. Это даже фантазией нельзя назвать: не было какой-то четкой, сформулированной мысли. Всего лишь какое-то ощущение, совершенно неопределенное. Вся скованность в желудке – всего навсего проблемы с питанием. Может у меня несварение и нужно перестать есть фаст-фуд – всё пройдет само собой. А сейчас просто прекратить этот хаос в голове, закончить пробежку и лечь спать. На завтра определено само пройдет. Но с едой нужно что-то сделать.
У меня получилось продолжить бег в тишине. Скорее, я перешёл на мысли о работе, о том что же сегодня не успел сделать: когда ждать новой поставки материалов и комплектующих, что важно обсудить со своими работниками. Своеобразная мозговая работа окончательно меня успокоила, и я легко смог уснуть, а так же вовремя проснуться. Весь следующий день провел в чудесном расположении духа. Было похоже, что я вернулся после долгой болезни и теперь был счастлив войти в обычный ритм. Все сегодня казалось особенным: цвет листвы на деревьях, улыбки и взгляды людей, зеленый свет светофоров на нужных мне перекрестках. О том, то это чёртова западня я понял, когда приехал домой. Весь сегодняшний день прожил пустым ожиданием какого-то события, которое даже не мог осмыслить. В детстве так проходил канун моего дня рождения. Я делал все, чтобы не думать о предстоящем празднике, отвлекался на всякие мелочи, но прекрасно осознавал, что весь этот день был пропитан ощущением праздника и предвосхищением последующих радостных событий. Но если в детстве это ожидание было обосновано, то чего я ждал сегодня, к чему готовился?
3.
Мне надоело бесцельно трусить вокруг дома, где жила Марта. Я подумал, что это полное ребячество. Поэтому сел в машину и поехал к озеру. Свежий воздух и лесная тишина должны помочь. Всегда помогали.
Озеро находилось в получасе езды от нашего дома. Мы с друзьями нашли тайное место, когда были детьми: бревенчатый пирс был скрыт от большинства глаз высокими елями и, казалось, непроходимой травой. Мало кто ходил в эту сторону. Большинство местных жителей предпочитали для отдыха песчаную косу и пологий спуск к воде. Поэтому мы были предоставлены сами себе. Лежали в траве, прыгали с пирса, ловили рыбу, строили штаб, жгли костры или в тайне от родителей убегали сюда с ночевкой. Брали спальные мешки, утаскивали какую-нибудь еду и тихонько уезжали на велосипедах к озеру. Возвращались на следующий день. Мои родители доверяли мне, поэтому когда я попадал домой, то меня вскользь спрашивали – хорошо ли я искупался, много ли людей на пляже и кого я видел из соседей. Примерно так
