Книга Я – бездна - Донато Карризи

Самое спокойное место на Земле.

Об этом Чистильщик прочел давным-давно в газете, которую кто-то забыл в автобусе. В заголовке фигурировало озеро Комо.

На самом деле в статье говорилось не о людях, а о недвижимости. Пустующие дома, отличные инвестиции. Так, по крайней мере, он понял из статьи. Он плохо умел читать, смысл прочитанного ускользал от него. Но все же эти слова его поразили, и он решил воспринимать их как знак свыше.

Об этом он думал и тем весенним утром, оглядывая ухоженные газоны и зеленые изгороди богатого района в поисках мусора.

На циферблате кварцевых часов, которым он доверил отсчет времени собственной жизни, было без десяти пять. Еще не рассвело. Озеро виднелось на горизонте, похожее на длинную черно-серебряную графитовую черту. На извилистой дороге, что поднималась по холму, не было ни души. Кроме него, разумеется. Он сидел за рулем сине-зеленого фургончика мусорной компании. Окно было приоткрыто — ровно настолько, чтобы пробивающийся в щель холодный воздух не растрепал аккуратно зачесанные набок рыже-каштановые волосы.

Он поглядывал на дома вдоль дороги, стараясь разгадать, что скрывают их закрытые двери и царящая внутри тишина. Жители еще спали, пригревшись под теплыми одеялами. Юные парочки и пары постарше, успевшие обзавестись детьми, пары в возрасте и совсем пожилые. Все они лежали в своих кроватях. Лежали в кроватях и те, у кого по той или иной причине не было семьи. Вдовцы, разведенные, одиночки, которые за всю жизнь так никого и не встретили. У многих и родственников-то нет — вот почему, когда они умирают, дома остаются пустовать.

— Самое спокойное место на земле, — чуть слышно промурчал он. А еще пустынное место — правда, об этом как раз умалчивают. Впрочем, потому он сюда и перебрался лет десять назад. И его одиночество слилось со множеством других.

Он припарковался у тротуара и заглушил мотор. Осторожно, чтобы не повредить прическу, надел кепку с логотипом жилищного хозяйства. Выйдя из машины, он медленно закрыл дверь и погрузился в спокойную, безопасную обстановку — как будто ему на плечи набросили теплый плед. Он снял очки в никелевой оправе, тщательно протер прозрачные линзы краем оранжевого передника, который надевал поверх зеленой формы, и снова водрузил очки на нос. Оставалось только оглядеться. Недалеко от места его парковки вот-вот зажгутся несколько окон — первые признаки неминуемой утренней суеты. Скоро суета опять поглотит мир.

Но пока было тихо. В этот час он по-прежнему мог считать себя безраздельным властелином мира.

В его распоряжении оставалось еще несколько минут. Скоро начнется смена. В оставшееся время он решил насладиться бездействием. Самые обычные жесты ранним утром приобретали особый, столь любимый им смысл. Например, можно было вытянуть руки вперед и, сцепив пальцы в замок, услышать тихий щелчок пальцев, который через несколько часов непременно потонул бы в городском гуле. Но еще больше ему нравилось вдыхать полной грудью. Чувствовать, как наполняются воздухом легкие, и выдыхать. Особое, ни с чем не сравнимое удовольствие, многими забытое и незаметное. Но он научился ценить возможность дышать давным-давно, когда в пять лет чуть не сгинул в черной, прогнившей пучине старого бассейна.

Утром воздух всегда какой-то особенный. Вот почему он старался получить первую смену. Помимо прочих радостей, можно было наслаждаться одиночеством и тишиной, тогда как днем полагался напарник. Но он не собирался делиться этой привилегией ни с кем. Чистильщик все время молчал. Даже когда он думал, это были скорее не мысли, а немые картинки, пробегавшие в голове длинной чередой, перемежающиеся самыми простыми ощущениями.

Однако он быстро понял, что его замкнутость не нравится людям.

Он не хотел раздражать окружающих своим присутствием. Никому не нравится, когда с ним рядом сидит тип, что лишний раз и слова не вымолвит, не курит, не пьет, не интересуется ни спортом, ни женщинами, не жалуется на жену и детей, не делится проблемами. У которого нет ни жены, ни детей. У него и друзей-то нет, как заметил бы кто-нибудь. «Тот, кто в них не нуждается», — ответил бы Чистильщик, если бы смог сформулировать нужную мысль. Когда он думал о себе, он не мог найти подходящих слов.

Больше всего о нем говорила его работа.

Он понимал, что обычные люди не уважают представителей его профессии. Большинство понимает, что кто-то должен собирать и вывозить мусор, который они производят, однако к ним, мусорщикам, или, лучше сказать, Чистильщикам, относятся с сочувствием и презрением. Будто такая работа — это наказание или же каторга. Впрочем, ему нравилось. Его не раздражали неприятные запахи, он не стеснялся ковыряться в том, что другим противно. Кто-то же должен заниматься этим неприятным делом, таков закон жизни, ничего не поделаешь.

В районе города Комо и одноименного озера работать нужно было особенно тщательно. Это своего рода вопрос престижа. Каждую ночь, пока жители спали, мусорщики и дворники начищали город до блеска. Три раза в неделю перед мытьем дорог небольшие зелено-голубые фургончики сновали по улицам в поисках пакетов, которые законопослушные граждане выставляли вдоль тротуара. Разноцветные пакеты, рассортированные по типам перерабатываемого вторсырья, выставлялись на улицу строго по дням недели.

В четверг собирали органические отходы.

Кварцевые часы на руке Чистильщика издали короткий сигнал: пять утра. Пора за работу. Он достал из фургончика и надел пару рабочих перчаток. В тот самый миг, когда первые всполохи солнца заиграли на поверхности озера тысячами ярких искорок, он зашагал вперед по дороге, останавливаясь у каждой калитки, под которой лежал пакет. Собрав достаточно пакетов, он возвращался к фургону и аккуратно складывал по одному в мусорный контейнер. Тщательно и бесшумно. После чего приминал пакеты специальной палкой.

Его отправили в этот район не так давно, но завтра предстоял новый перевод: Чистильщики должны меняться каждые шесть недель. Жаль было покидать привычное место, отказываться от повседневных маленьких радостей. Предстояло привыкать к чему-то новому, создавать новые обряды.

Например, он уже шесть недель подряд останавливался у дома номер 23 и смотрел на старый особнячок начала двадцатого века со странными стрельчатыми окнами, остроконечными щипцами и железной оградой. Нечто среднее между церковью и крохотным за́мком. Кружевные занавески всегда задернуты, но на широком подоконнике виднелась большая подушка, где лежали, свернувшись, пять котов: серебристый, черно-белый, рыжий и два серо-полосатых. На том же подоконнике стоял горшок с гортензией.