дознавательскую, расследовавшую убийство предыдущего городского мага. Все три проверки однозначно показали, что старушка к магии отношения не имеет никакого и колдовать не сможет никогда. Тем не менее, практически все горожане упорно называли Ханиру ведьмой. Как и приезжие, видевшие ее впервые. Низенькая, вечно закутанная в шерстяной черный платок, с длинным носом, слегка подергивающимся и с огромной бородавкой на конце, она вечно что-то вынюхивала, выспрашивала. Если где-то что-то происходило, обязательно рядом вертелась вздорная старушонка с визгливым голосом, хватала свидетелей цепкими пальцами за рукав и не отпускала, пока не выпытывала из них самые мельчайшие подробности. Черныш сегодня видел ее рядом с местом убийства торговца, где ведьма приставала к служанкам с нелепыми вопросами. На какие деньги она существовала, оставалось загадкой, потому как для официально декларируемого промысла – вязки носков – времени у старой сплетницы не оставалось однозначно.
Кот удобно устроился на широкой балке под самым потолком, зевнул, прикрыл глаза и вслушался в неторопливые беседы местных.
- Зерно нынче плохо уродилось.
- Кто бы говорил, видел я твое поле!
- А что? Королю отдай, мельнику отдай, храму поклонись….
- Хозяин! Еще пива!
- Совсем стражники обнаглели, теперь требуют пошлину за выезд плотить…
- Куда мир катится! В столице мода на платья с воот таким вырезом! Сам видел!
- Колдуны клятые придумали небось.
- Ага, только тсс – говорят, новая королевская фаворитка из ихнего племени будет.
- В лесу, по дороге на Синюю Горку, волки двух путников растерзали.
- Говорят, война скоро будет. Визирийский король у нашего Кавс требует, по закону город ему в наследство переходит. Ну, то есть он так говорит.
- В Храме Пятерых знамение было, статуя Хранителя Закона кровавыми слезами плакала.
- А из-за колдунов все беды! Помяни мое слово, Фаратху почтенного не зверь сжевал, без волшбы дело не обошлось.
- Ась!?
Визгливый голос прорезал гомон, подобно царапанью ключа по стеклу. Уши сразу заныли. Почтенная Ханира пристроилась к двум собеседникам, торговцам зерном, до сей минуты мирно сидевшим за уставленным кружками столиком. Оба синхронно отдвинулись, но поздно – старушонка уже уместила сухонький зад на лавку и преданно уставилась на ближайшего соседа. Каким-то парадоксальным образом она умудрилась так занять место, что выйти, минуя ее, не представлялось возможным.
- Слышала, слышала я о жути ночной! Ой, Фаратха, бедненький, что с тобой судьба-то так обошлася жестоко, никому зла не делал, душевный человек был, мимо идет всегда здоровье спросит, поинтересуется, а теперь лежит, глазки высосаны, ручки съедены, ножки обкусаны, губки яхонтовые с корнем вырваны кровища хлещет! Ой, беда какая!
Соседние столики стремительно пустели.
- А чегой-то вы про волшбу помянули? – Ханира хищной птицей нависла над столиком. – Вроде ж собачка взбесилась, так стражники поговаривают?
- Так собаку тоже растерзал кто-то, – вяло промямлил сосед, безуспешно пытаясь вытащить край своего плаща из-под седалища старушки.
- Ох тебе, страсти какие! – глубоко посаженные глазки торжествующе блеснули. – Чего ж на животинку бедную валят? Ты скажи, милок, у тебя брат стражником, неужто не шепнул на ушко родной кровиночке? Ни в жисть не поверю.
- Извини, бабка, не твоего это ума дело!
Выпитое пиво ударило купцу в голову, трезвый он связываться с Ханирой не решался. Правильно делал, старушка практически сразу заставила его пожалеть о сказанной грубости. Мило улыбнувшись и сжавшись в крохотный беззащитный комочек, она тоненьким голосом заныла
- Старую да беззащитную всяк обидеть норовит! Нет, чтобы сказать «Держись, Ханирочка, дома, колдуны шалят, али в храм зайди жрецу монетку кинь во здравие». Или успокой несчастную, пока сердечко дряхлое на куски не разорвалось, сам-то небось к Мирке-прачке сегодня ночью опять зайцем серым проскочишь. Ой, несчастная я, что делать не знаю! Везде хожу, глаза красные чудятся, клыки длинные скалятся!
- Какой Мирке? – занервничал сосед. – Ты чего несешь?
- Как какой! – повысила голос старушка, заставив купца предупреждающе зашикать, оглядываясь по сторонам. – Той самой, что возле рыбного рынка живет. Грудастенькая такая, у нее ишшо муж грузчиком работает. Здоровенный такой, ручищи – во, морда – во! Приятный человек, обходительный такой. Всяко старушку не обидит, поможет сиротинушке, подскажет чего. Пойду-ка я к нему, покалякаем о своем.
Ханира нарочито медленно начала подниматься, чтобы тут же быть ухваченной занервничавшим купцом.
- Ну что ж ты так, бабушка, только пришла и сразу уходишь. Хозяин, пива нам! С курочкой! Голодная небось, перекуси, что боги послали.
- Ой, какой же ты хороший, – по щекам старухи поползли крупные слезы. – Добрая у тебя душа, широкая! Удачи тебе в делах, торговле, чтоб жена лаской одаривала, детишки резвые бегали, лошадки не болели, волки лютые не кусали, собак бешеных в доме не водилось. А то ведь знаешь, где одна, там и две.
Поняв, что отделаться от ведьмы не удастся, купец раскололся:
- Не собака то была. Демон Фаратху задрал.
- Да неужто? – бабка в ужасе округлила глаза и зашептала. – Это что, колдун наш городской так сказал?
- Он. Прогнал всех со двора, вышел минут через десять и говорит, мол, иномировую сущность почуял. Демона, стало быть. Брат возле ворот стоял, потому и разговор слышал. Колдун голове так сказал, что сегодня же в столицу отпишет, дескать, запретная магия налицо и пренебречь долгом он не может. Голова аж скривился весь.
- Чего деется, чего деется-то! Посреди белого дня демоны шасть-шасть по улицам, во дворы забегают. Слыхала я, Фаратху бедного аж в спальне сожрали? - старушка трепетно вздохнула и требовательно уставилась на купца.
- В какой спальне? Во дворе, аккурат на крыльце дома. Только странность одна есть, будто никто ничего не слышал.
- Эвона как.
- Точно говорю. Ни слуги, ни соседи, ни родня, все в один голос твердят – тихо было. Соседские собаки скулили, и все.
- Это потому что животные всяко людей умнее, они богами отмечены, истинным взором владеют. Только они, да дети малые Вражью силу чуют. У Фаратхи же дите родилось недавно?
- Точно, – хлопнул себя по лбу купец. – Кухарка жаловалась, ребенок посреди ночи на плач изошелся, никак успокоить не могли. Вынесли во двор свежим воздухом подышать, а там – это.
- Ой-ой, бедненький, – запричитала старушка, стремительно вскакивая на ноги – пойду, травок целебных заварю, авось полегчает сиротинушке. Благодарствую, милый, за беседу да за угощение, благослови тебя светлые боги.
Черныш только сейчас заметил, что за разговором Ханира
