я был принят Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Пименом в Чистом переулке и имел с ним беседу в присутствии епископа Филарета Дмитровского. В этот приезд я дважды служил с Местоблюстителем как всенощную, так и литургию на праздниках Иверской и Казанской икон Божией Матери (в Сокольниках и в Патриаршем соборе), виделся и беседовал с митрополитами Никодимом и Алексием Таллиннским, с профессорами Московской и Ленинградской Академий, а также со многими священниками и мирянами. Все это дало мне возможность составить определенное представление о церковных настроениях в связи с выборами Патриарха. С этой целью я каждое утро, никем не сопровождаемый и заранее никому не сказав, куда еду, садился в машину и говорил водителю, в какую церковь я намерен сегодня поехать. Молился за литургией, оставался после службы на некоторое время и беседовал с духовенством и мирянами. Мое появление без сопровождающего лица от Патриархии вызывало некоторое удивление. «Как хорошо, что Вы приехали на этот раз один, – сказал мне один батюшка, знакомый по прежним приездам, – сможем поговорить».
Эти утренние посещения церквей дали мне очень много. Так в церкви Воскресения Словущего в Сокольниках мне встретился староста, почтенный мужчина средних лет, скорее народно-купеческого, чем интеллигентного вида, и на мой вопрос, кто будет Патриархом, он сказал:
– Да если это зависит от Москвы, то тогда, конечно, Пимен. Его здесь все знают и любят. Он постоянно в московских церквях служит, и прекрасно служит. И фигурой, и благочестием, и всем – самый подходящий Патриарх. Он и с властями нашими умеет ладить, правительство его, как слышно, поддерживает.
– А Никодим? – спросил я. – Многие за границей думают, что он будет Патриархом.
– Ну знаете, это как-то не солидно. Слишком молод. Патриарх – ведь это отец.
В большинстве других церквей, где я бывал тогда, все говорили, что Патриархом, вероятно, будет Пимен и что он – наиболее подходящий. Объясняли это тем, что его любит церковный народ за благолепие и усердное богослужение, доверяет ему как монаху от юных лет. О митрополите Никодиме говорили, что очень многие в народе против него, не доверяют ему, считают новатором и другом католиков. «Он продаст нас красным шапкам» (то есть кардиналам) – слышалось в массах.
Рассказывали и следующий анекдот. Уезжая в Рим на последнее заседание Ватиканского Собора, куда митрополит Никодим был приглашен, перед отъездом, в Ленинграде, после богослужения, он обратился к верующим с просьбой молиться о нем, так как «он едет на закрытие Ватиканского Собора». «Как! – закричали верующие, не поняв смысла сказанного. – Еще один собор закрывают, и ты едешь в этом участвовать? Не пустим! Не выпустим отсюда!»
Такое же сильное смущение вызвало среди ленинградских верующих то, что митрополит Никодим стал служить в красной мантии. Это было истолковано как выражение сочувствия коммунизму! На самом деле здесь, скорее, можно усмотреть подражание католикам. Во всяком случае, это новшество страшно смущало простой народ. Ввиду всего этого и ввиду открытой враждебности к митрополиту Никодиму части верующих, его избрание Патриархом было бы нежелательным, ибо могло вызвать несогласия и даже раскол в Церкви. (То ли дело митрополит Пимен – против него никто не был настроен.)
Сильно повредило репутации митрополита Никодима решение Священного Синода о допущении к Причастию римо-католиков там, где нет католических храмов и священников (кстати, принятое Синодом по инициативе митрополита Никодима). Повредило его репутации не столько в народе, который в такие вопросы не очень вникает и они его не затрагивают непосредственно, сколько в кругах традиционно настроенной интеллигенции. Это был «опрометчивый шаг», как выразился А.В. Ведерников, назначенный после долгосрочной опалы со стороны митрополита Никодима богословским референтом митрополита Пимена. Митрополит Никодим отстранил его от редактирования Журнала Московской Патриархии и от всякой работы в Иностранном отделе, и назначение его референтом владыки Пимена вызвало большое недовольство в окружении митрополита Никодима, особенно у епископа Филарета. Любопытно, что это увлечение римо-католицизмом, приписываемое митрополиту Никодиму, – более кажущееся, впрочем, чем действительное – вызывало недовольство и в правительственных кругах, где оно рассматривалось как «перегиб». Говорили, что Куроедов, узнав, что митрополит Никодим посвятил свою магистерскую диссертацию Папе Иоанну XXIII, страшно возмутился: «Какой позор! Неужто он не мог найти какого-нибудь православного Патриарха или митрополита для своей диссертации!»
Впрочем, по общему мнению, в смысле лояльности к советской власти и готовности считаться с ее предписаниями митрополиты Никодим и Пимен мало чем отличались один от другого – такого рода мнения приходилось мне слышать в церквях от духовенства. Их можно резюмировать словами игумена Марка (Лозинского), преподавателя Московской Духовной Академии, автора большой диссертации о святителе Игнатии (Брянчанинове). Он был представителем традиционно-монашеских, «оптинских», кругов и большим противником митрополита Никодима из-за его новаторства. Он говорил мне: «При настоящих обстоятельствах самым подходящим, да и единственным возможным кандидатом все же является митрополит Пимен».
Были, однако, и некоторые отклонения от общего мнения. Так, о. Александр, священник Николо-Кузнецкой церкви, указав на митрополитов Пимена и Никодима как на самых вероятных кандидатов, ответил мне:
– А по правде сказать – ни тот, ни другой.
– А кто же тогда? – поинтересовался я.
– Да архиепископ Ермоген. И так думает большинство молодых священников. Но это совершенно невозможно!
– Но какие, кроме Пимена и Никодима, могут быть еще подходящие кандидатуры на Патриаршество? – допытывался я. Этот вопрос я задавал и многим другим, но все были в каком-то затруднении с ответом. Может быть, не находили подходящего имени?
Отец Александр задумался и сказал:
– Да вот еще хорошие архиереи: Феодосий Ивановский, Леонид Рижский, Павел Новосибирский. Но насколько они подходящие для Патриаршества… не знаю.
Хочу отдельно отметить мнение протоиерея Всеволода Шпиллера. Этот умный, образованный и культурный, но вместе с тем крайне субъективный и переменчивый в своих суждениях и оценках человек, мог быть для меня, скорее, выразителем мнения тогдашней церковной интеллигенции, чем духовенства. Хотя сам он себя считал кем-то вроде всероссийского «старца», духовным преемником епископа Афанасия (Сахарова) и архиепископа Серафима (Соболева). И действительно, в те времена у него было немало духовных чад в среде интеллигенции и в артистическом мире, но среди духовенства он был непопулярен – его считали гордым, аристократом и эстетом. Но как бы то ни было, он был для меня одним из наиболее интересных и свободных собеседников, встреченных в те годы в Москве. В то время он был скорее в «проникодимовском» настроении. Вот что он мне ответил на поставленный вопрос и как развил свои мысли.
– Все ж таки Никодим – более сильный и деятельный человек, чем Пимен. Поэтому с Пименом можно быть более спокойным, от него не будет никаких
