также пользовались Саванна Эванс и Николас Ломбарди. Саванна была из семьи местных богачей; Ник со своими длинными ресницами и светло-каштановыми ангельскими кудряшками считался первым красавчиком, а я неожиданно стала самой безбашенной. Девочки приводили ко мне своих братьев и сестер, чтобы я напугала их страшными историями, а на школьной площадке мальчишки принимали меня в свои игры и закидывали теннисными мячиками с не меньшей силой, чем друг дружку.
Популярность во дворе волновала меня меньше школьной, но и там никто уже не считал нужным переводить мне слова с патуа[2] чтобы лишний раз намекнуть, до чего же мне не повезло родиться в Канаде. В конце концов мне наскучила история про то, как я отважно наблюдала за убийством свиньи, и я принялась расписывать, как помогала Тетушке готовить свинину по-ямайски из освежеванной туши. После этого ребята из нашей дворовой компании перестали надменно объяснять мне, что словом «гинеп» на Островах называют испанский лайм, а при встрече вместо «Привет!» кричали «Чё как?» с колоритным ямайским акцентом.
Неделю я куражилась в школе, важничала на Марли-авеню и терпеливо ждала, когда завоеванный авторитет превратит меня в ту, кому действительно хватило бы духу зарезать свинью. Но об этом не приходилось даже мечтать: мне недоставало внутреннего огня, недоставало куража, который у моих друзей проявлялся в пренебрежении правилами и склонности к опасным выходкам и розыгрышам. Моя же дерзость ограничивалась байками о зарезанной свинье.
Я не подозревала, что мои рассказы стали известны учителям, пока однажды в понедельник на последней перемене не увидела в школьном коридоре маму. Класс выстроился перед выходом из кабинета, и когда мисс Какое, учительница-практикантка, открыла дверь, чтобы выпустить нас, я увидела маму, прислонившуюся к оштукатуренной стене: волосы, убранные в неаккуратный пучок, скреплены погрызенным карандашом, на полу возле ног валяется рваный рюкзак.
От одного взгляда на маму у меня задрожали руки. Ей не было места в моих историях, она не сочеталась ни с одной личностью из тех, что я сочиняла для себя в школе.
Мисс Какое повела учеников во двор, а мисс Голд задержала меня, положив ладонь мне на плечо, и поманила маму, приглашая войти в класс. В нашем кабинете занималось несколько классов, поэтому он был одним из самых больших в школе и делился на несколько частей: секции чтения, труда, естествознания, санитарный уголок. Я слышала, как мама шепталась с другими родительницами, будто в некоторых школах стены и потолки осыпаются, а иногда из-за недостатка места детей учат в бараках, но наша школа была совсем другой: просторные светлые помещения, свежая краска на стенах и куча нового оборудования, купленного на пожертвования благотворителей. Моих одноклассников обычно привозили на уроки няни в «рендж-роверах» и БМВ и лишь иногда родители, которые порой останавливались и предлагали моей маме работу.
— Я забираю своего ребенка из школы, — говорила тогда мама и гордо удалялась.
Я дергала ее за рукав:
— А почему мама Кэти спрашивала, не нужна ли тебе работа? Ты ведь и так работаешь.
— Помолчи, Кара, — с каменным лицом бросала мама вполголоса.
Мисс Голд отвела нас в дисциплинарный уголок, где, собственно, располагался только ее стол. Учительница села за него и указала нам с мамой на два синих пластиковых стула по другую сторону.
— Я сразу перейду к делу, миссис… извините, мисс Дэвис, — начала мисс Голд, сцепив пальцы. — По школе циркулируют слухи, пущенные самой Карой, будто бы она во время каникул на Ямайке убила свинью. Дети только об этом и говорят. История произвела настоящий фурор.
— Вы позвали меня сообщить, что моя дочь солгала?
— Так, значит, это неправда?
— Нет, — сказала мама. — Однако должна заметить, что на Ямайке дети часто присутствуют при забое скота и даже помогают взрослым. Но еще раз повторю: моя дочь не принимала участия в таких делах.
— Мисс Дэвис, если честно, даже неважно, правда это или нет. Беспокойство вызывает сам сюжет.
Мама покосилась на меня, но я опустила голову, чтобы не встречаться с ней глазами, и принялась прокручивать в мозгу свою историю: кровь, нож, молоток, визг. Рассказ больше не представлялся мне в образах, остались только слова, которые будто и не мне принадлежали.
— Как мы все поняли — мисс Какос, учитель физкультуры мистер Робертс и я, — Кару привлекает мысль об убийстве животных.
— Ну, дети с удовольствием давят червей, отрывают лапки мухам и прихлопывают пчел. Смерть их интригует.
— Я понимаю, что вопрос деликатный, и не хочу спешить с выводами. Однако, думаю, Каре неплохо бы посетить школьного психолога…
— Позвольте сразу прервать вас, — заявила мама, поднимая руку. Она чуть помолчала и улыбнулась с таким видом, как, бывало, улыбалась кассирам, официантам или нашей квартирной хозяйке, когда те действовали ей на нервы. — Знаете, мисс Голд, — продолжила она, — я ведь хорошо знакома с законом об образовании. И если не ошибаюсь, в подобной ситуации правила таковы: прежде чем отправлять ученика к школьному психологу, учитель обязан дать родителям возможность показать ребенка семейному врачу, а тот уж сам выскажет рекомендации.
Мисс Голд плотно сжала губы, и шея у нее пошла красными пятнами. Когда мама закончила, учительница откашлялась.
— Я все-таки думаю, что ситуация не настолько серьезная, — заметила она. — Просто я сочла нужным поставить вас в известность.
— Благодарю за беспокойство, и позвольте заверить, что вопрос будет решен, — пообещала мама, вставая. Я тоже вскочила. — Если не возражаете, теперь я отвезу Кару домой.
В машине мама повернулась ко мне, тыча пальцем в лицо:
— Ты хоть понимаешь, что натворила?
— Мама…
— Сейчас я говорю! — Она громко щелкнула пальцами, и я вздрогнула. — Эти люди и так считают нас отбросами общества, Кара.
Я открыла рот, хотя понятия не имела, что сказать, но мама тряхнула головой и, отвернувшись, откинулась на спинку сиденья.
— Еще не хватало, чтобы ты своим враньем усугубляла наше положение. Зачем ты болтаешь, будто убила свинью?
Я молчала, сгорбившись на пассажирском сиденье; взгляд блуждал по сторонам, словно ища выход, хотя я понимала, что никогда не смогу просто открыть дверцу и выйти.
Мама ударила ладонью по рулю.
— Я задала тебе вопрос!
— Не знаю зачем, — пробормотала я. — Прости.
— Маленькая лгунья. Если бы ты раскаивалась, то перестала бы сочинять всякую ерунду, — процедила мама. — Ума не приложу, как ты такая получилась. А во дворе ты кому-нибудь говорила?
Я стиснула левой рукой указательный и средний пальцы на правой.
— Только сказала, что я присутствовала при забое. Но там этим никого не удивишь. К тому же ты сама говорила, что на Ямайке…
— Неважно, — перебила мама. — Отвезу
