– Гордеевой никто не нужен, – в своё оправдание говорили медсёстры.
Врачи соглашались, но видели в её неутомимости сплошные плюсы, потому что Слава успевала всё. Лишь с одним педиатром у неё не клеились дежурства. Это была какая-то зловещая мистификация изначально. Как только Татьяна Петровна заступала на дежурство вместе со Славой, обязательно случалось что-нибудь из ряда вон: то зашкаливало число трудных родов, в результате которых всех новорожденных отправляли в «Травму», то умирали дети, то рождались малыши с пороками, о которых иные медсёстры знали отдалённо. Именно дежуря с Татьяной Петровной, Слава впервые увидела смерть и ощутила бессилие. Они сделали всё, что могли, реанимировали по времени дольше положенного, понимая последствия, но девочка не выжила. Врач констатировала смерть, а на долю Славы выпала ужасная миссия – отнести тело в холодильную камеру. Время шло, а девушка всё смотрела на кувез и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Откуда ни возьмись, появился мешок из рыжей клеёнки, кто-то толкнул в плечо, предлагая поторапливаться. Вздрогнув, Слава опустила переднюю прозрачную панель кувеза, подсунула руки под ещё тёплое тельце и перестала дышать. Ей всё казалось, что вот-вот почувствует, как бьётся жизнь в чудесной маленькой девочке с невероятно нежной кожей, откроются глазки, раздастся крик. Ничего не происходило. Руки дрожали. Она не помнила, как уложила ребёнка в мешок, как перевязала бинтом с биркой, как несла до лифта, прижимая к груди. Весь путь до цоколя Слава хлюпала носом и обливалась слезами. Страшнее всего, оказалось, оставить малышку в холодной темноте. Крик не хотел вырываться наружу. Он шумел в голове и груди, разрывая на части. После этого дежурства появилась чёрная примета: дежуришь с Татьяной Петровной, жди неприятности. Сколько бы раз врач и медсестра не пересекались, всегда случалось нечто непоправимое.
Хмурый майский день грозил подтвердить примету. Всё началось с увольнения несносной Ирки. Хотя каким боком её задело, было непонятно. Видимо, отрекошетило, но Слава твёрдо знала, что всему виной дежурство с Татьяной Петровной.
– Гордеева, это судьба, – донеслось до девушки, когда она закончила очередное пеленание, после обхода врача.
– Может, обойдётся? Должны же быть исключения, Татьяна Петровна, – вымученно улыбнулась девушка.
Татьяне Петровне слегка перевалило за сорок. Она славилась угрюмым характером и странным чувством юмора, но врачом была высокой квалификации. Если бы не действующая примета, то работать с ней для Славы было бы сплошным удовольствием.
– Нет, Гордеева. Ты – моя карма, – вздохнула Татьяна Петровна. Её срочно вызвали из отпуска, чтобы заменить заболевшего коллегу. Никому в голову не пришло сверить графики. – Даже каркать бессмысленно.
В подтверждение мысли зазвонил внутренний телефон. В родблок срочно требовался педиатр. Врач и медсестра переглянулись, вздохнули и развели руками. Примета работала. Однако всё оказалось не так уж и плохо. Слава успокоилась и даже пугливо удивилась ближе к полуночи, поняв, что в отделение за весь день не поступило ни одного новорожденного. Тревожный червячок точил в грудине сквозное отверстие для боли.
«Так не бывает. Слишком всё идеально. Где подвох? Новых детей не поступило. Пятерых выписали, троих перевели в физиологию, никого на капельнице. Все дети прибавили в весе. Когда такое единение вообще было? Мамки нацедили молока на роту. Что-то не так. Будто кто-то расчищает территорию для ада», – угрюмо думала Слава, листая журнал. По плану третий бокс ждала генеральная уборка с дезинфекцией и кварцеванием. Любой другой сотрудник скривился бы от нежелания ночью драить стены, окна и кроватки, но только не Гордеева. Для неё лишняя работа, как манна небесная. Только бы ни о чём не думать, не проваливаться в сон. Она неспешно принялась за наведение стерильной чистоты. Дети послушно спали. Тоже нонсенс. Как назло работа спорилась. Не прошло и часа, как бокс блестел.
– Тихо. Нехорошо, – пробормотала Слава, прислушиваясь к звукам и к себе, но внутренняя чуйка пока помалкивала. Это был секрет из разряда той самой мистификации, вроде дежурства с Татьяной Петровной. – Все живы.
Жаждущая шума медсестра обошла детей. Все сладко спали вместе с её чуйкой. До роддома Слава не ведала, что обладает поистине самым полезным даром для своей должности. В обычной жизни интуиция не то, чтобы не срабатывала, просто не замечалась. Здесь же она выстрелила из всех орудий в самый первый день работы, когда ей проводили экскурсию по отделению. Никто не обратил внимания на ребёнка в кувезе, а Славу потянуло к нему как магнитом.
– А почему он такой серый? – наивно спросила она, разглядывая крошечное создание с тонюсенькими ручками и ножками.
– Стекло кувеза искажает…
– Мне кажется, он не дышит, – пробормотала Слава, не понимая, откуда пришла эта мысль.
По счастью ей, дилетантке, захотели преподать урок и гуру педиатрии появились рядом мгновенно, чем и спасли жизнь младенцу. В ту минуту новенькую медсестру буквально выжали из бокса, а она ошарашенно смотрела за чёткими отлаженными действиями коллег сквозь стекло и потихоньку дрожала от мысли, что однажды всё это ей придётся делать самой. С той поры чуйка спасала не раз. Слава ей доверяла безоговорочно. Но сейчас ощущалось совершенно иное предчувствие, будто с минуты на минуту откроется дверь и жизнь повернётся на сто восемьдесят градусов.
– Ну, давайте, хоть кто-нибудь, – взмолилась Слава, поглядывая на детей. Обычно к этому времени раздавался пробный заход на плач. Один из новорожденных сначала неуверенно, словно распеваясь перед выступлением, а потом во всю силу своих раскрывшихся лёгких заводил арию, активно приглашая всех остальных присоединиться. Сейчас все молчали. – Заговор? Эй, давайте покричим. Мне нельзя спать. Составьте компанию.
Она уговаривала детей проснуться. Сущее кощунство, но ей были нужны дерзкие громкие крики, как воздух. Конечно, нарочно она не собиралась лишать малышей сна, но надеялась, что они не подведут, и её глаза не закроются отяжелевшими веками. Прошёл ещё час, прежде чем раздалось недовольное кряхтение.
«Вот оно, моё счастье. Давай, малыш, задай жару, заставь всех нуждаться во мне, и я гарантирую, что тебя запеленаю в самую красивую пелёнку», – встрепенулась Слава, дожидаясь хорового исполнения. И оно зазвучало, да ещё как! Стёкла почти дрожали. С каким-то неописуемым восторгом, постоянно разговаривая с каждым ребёнком, девушка принялась пеленать. Однако руки действовали слишком быстро, потому что по-другому не умели. Через час с хвостиком снова стало тихо. Слава устроилась за столом, какое-то время смотрела в одну точку на лампе, а потом уронила голову на руки. Сознание затянулось темнотой, которую разрезал яркий свет, и в ушах загремел скрежет.
– Гордеева, хорош спать. Иди в родблок. Татьяна Петровна зовёт. Я тебя подменю, – шептал над ухом знакомый голос коллеги послеродового отделения, в котором дети находились вместе с мамами.
– М-м, что? – Слава с силой потёрла глаза. В голове шумело.
– Бегом, Гордеева.
– Уже, – на ходу ответила она, вскакивая со стула и исчезая за дверью.
