других мирах.
— Вроде ты встретил тринадцатую весну, а не пятую, Нур. А если так, отчего же городишь ерунду?
— Я горожу ерунду, а ты обзываешь всех глупцами, — огрызнулся Нур. — Тебя послушать — так все глупцы, начиная от оборотней и заканчивая первыми богами.
— И ты глупец.
— Я глупец?! — вспылил юноша.
— Только глупцы верят в богиню Охотницу. Но волос здесь лучше не оставлять. Вдруг вампир найдет их, учует твой запах и придет посреди ночи, потому что ему вздумалось перекусить.
— Ладно, пойдем, Эрфиан. — Нур бросил осторожный взгляд на чащу. — Твой отец вернулся. Да и мои родители заждались.
* * *
— Хранитель знаний рассказывал нам историю про воительницу Кохабу! — доверительным шепотом сообщила маленькая Айша вернувшемуся Эрфиану. — Но закончил на самом интересном месте. Он всегда так делает, чтобы мы следующим вечером пришли к костру.
— На чем же он остановился?
— Воительница Кохаба встретила странника и согласилась ему помогать. Ты знаешь, что это за странник? Расскажи, Эрфиан! Ты слышал эту историю!
Эрфиан погладил сестру по волосам. Айша потянула его за рукав плаща.
— Не расскажешь?
— Не расскажу. Иначе ты не вернешься к костру, и Джагад расстроится.
Айша, и ее младшая сестра Агар, походили на мать: черные глаза и каштановые волосы. Они подрастут и станут такими же красивыми, как она, а, может, даже красивее. Айша любит наряжаться, вплетать в косы ленты и носить бусы из камней, которые ей дарит отец. Сейчас Эрфиан рассказывает девочке сказки и укладывает спать, но скоро она будет возвращаться в шатер поздно ночью с раскрасневшимися щеками, услышав от молодого эльфа признание в любви.
— Ладно, — печально вздохнула девочка. — Пойдем ужинать. Мама заждалась.
* * *
После ужина девочки отправились спать, мать принялась за плетение очередного украшения, а отец с Эрфианом расположились у входа в шатер, под полной луной. В последнем походе первый воин Хаддат не встретил дикие племена, не встретил и озлобленных голодных вампиров, так что обошлось без стычек, но сейчас ему предстояло серьезное сражение. Он изучал разноцветные камешки, разложенные на большом блюде, и готовился к бою, который обещал быть непростым.
Войну двух армий, кажущуюся простой игру, он когда-то показал сыну, желая его увлечь, и не ожидал, что Эрфиану она понравится. Мальчик быстро ухватил суть: целью были не бои и даже не война в целом, а размышления о ходах и действиях противника. Теперь он вел хорошо продуманную игру, и Хаддат думал, что скоро во владении искусством стратегии сын обойдет всех первых воинов из армии Эдны.
— Царсина спрашивала о тебе.
Эрфиан, собиравшийся переложить очередной камешек, вскинул голову. Упоминание имени Жрицы застало его врасплох. Он почувствовал, что краснеет.
— Что она хотела узнать?
— Ей было интересно, делаешь ли ты успехи в игре.
И Хаддат кивнул на блюдо.
— Зачем ей это?
— Она надеется увидеть тебя в числе воинов.
— В числе воинов? Ты разве забыл, кто я?
— А ты забыл, кто я?
Эрфиан зажмурился. Кровь, уже отхлынувшая от щек, снова бросилась ему в лицо. Отец, как и он, был сыном неизвестного воина и янтарной Жрицы, только не Царсины, а Эдны, ее матери. Именно благодаря Эдне он сейчас носит обруч и ведет за собой несколько отрядов преданных эльфов, каждый из которых и по отдельности задаст вампирам такую трепку, что те забудут, как их нарек создатель.
— Прости, отец.
— Но я знаю, воином ты быть не хочешь.
— Не хочу.
— Ты сам выберешь свой путь. И, что бы ты ни выбрал, я поддержу тебя.
— Знаешь, почему я не хочу быть воином?
Хаддат улыбнулся и снова кивнул на блюдо.
— Буду рад услышать, но давай продолжим игру. Мама раскричится, если мы просидим до рассвета.
Эрфиан знал, что причина не в гневе матери, а в том, что отцу не терпится остаться с ней наедине — он был достаточно взрослым для того, чтобы понимать такое без слов — но промолчал. Он оглядел блюдо, оценивая ситуацию. Короткая беседа сбила его с мысли, и он начал сдавать позиции, хотя еще мгновение назад располагал отличным планом и готовился воплотить его в жизнь. Отец назвал бы такую комбинацию ходов изящной.
Эрфиану нравилось, как это слово — «изящный» — звучало в разговорах о войне.
— Так почему ты не хочешь стать воином? — спросил Хаддат.
— Они думают, что все можно решить войной. Они кому-то подчиняются, а этот кто-то ошибается.
— Верно, — кивнул отец.
— Как называют того, кто… — Эрфиан замялся. — Кому задает вопросы главный воин до того, как раздать распоряжения первым воинам или начать войну?
Хаддат переложил несколько камешков. Эрфиан пристально посмотрел на блюдо и поджал губы, перебирая в уме варианты.
— Жрецу, дитя.
— А с кем советуется Жрец?
— Любой другой ответил бы «с первыми богами», но я предпочитаю говорить правду. Он не советуется ни с кем.
— Но Жрец не воин, он не выходит из деревни и ничего не знает о том, что происходит вокруг.
Отец пожал плечами.
— Нет на свете существа, которое бы знало все, дитя. Если Жрец и обзаведется советником, то не одним, а маленькой армией. Но вряд ли он захочет с кем-то делить власть.
— Даже если этот кто-то будет удерживать его от неверных шагов?
— Каждый должен верить в то, что Жрец не ошибается.
Губы отца тронула улыбка. Эрфиан кивнул и склонился над блюдом.
Когда-то Хаддат во всех тонкостях рассказал сыну о том, как устроена армия Жрицы Эдны. Она носит обруч главного воина. У нее в подчинении есть несколько первых воинов, каждый из которых командует пятью — десятью отрядами эльфов, а некоторые еще и обучают молодых. Когда-то Эрфиан думал, что роль у Эдны такая же, как у них с отцом в игре, но теперь понимал, что это не так. Без возможности увидеть блюдо целиком она ничем не отличалась от остальных камешков. Может быть, только размером, цветом и более выгодной позицией. Но сути это не меняло.
— Дело худо, — описал свое положение отец, сцепив пальцы под подбородком.
Эрфиан терпеливо дожидался, пока Хаддат сделает свой ход, и продолжал думать об армии, а, если говорить точнее, о Царсине. Она получила из рук матери обруч первого воина, за один вечер одержав
