ЗВЕЗДНЫХ ДРАКОНОВ,
НАД
ЯЗЫЧЕСКОЙ КРОВЬЮ ЗАБЫТЫХ БОГОВ,
НАД
ВЕКАМИ ПРОКЛЯТИЙ, СТРАДАНИЙ И СТОНОВ —
ТЫ —
ЦВЕТУЩЕЕ ДРЕВО ГРЯДУЩИХ ВЕКОВ.
ГДЕ
ЖЕСТОКО РАЗБИТЫХ МЕЧТАНИЙ КАМЕНЬЯ,
ГДЕ
ЗВЕРЕЕТ БЕЗВЕРЬЕ, ГДЕ ВЫХОДА НЕТ,
ГДЕ
ОТРАВА СОМНЕНЬЯ, ГДЕ УЖАС ЗАБВЕНЬЯ, —
ТЫ —
НА ТЬМУ ОБРЕЧЕННЫМ ЖИВИТЕЛЬНЫЙ СВЕТ.
Тюремный мрак… Ты получаешь книги
И письма, писанные молоком:
Разрезав на полоски, окунаешь
В горячий чай — и словно из темницы
Являются на свет слова друзей.
Слова друзей… Они, как купола
Василия Блаженного, навеки
Врастают в сердце арестанта.
Эх,
Дубинушка…
* * *
Глазок в дверях — бессонный страж порядка.
В тебя впились тюремные глазки.
Чуть зазевался — и изволь откушать
Чернильницу из хлеба с молоком.
Ну что ж. Обычный ужин деревенский.
Невинная игра. А за стеной
История уже загромыхала.
Она, Ильич, тебя на воле ждет.
Сегодня ты отведал шесть чернильниц —
Не спят, не спят тюремные глазки.
Но час пробьет — и ты рванешься смело
Слова преображать в святое дело…
ЧЕЛОВЕК РАЗГИБАЕТСЯ В ВЕЧНОСТЬ —
ПРОСЫПАЕТСЯ В НЕМ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ.
Сквозь частокол красивых
пустопорожних фраз, —
Вперед, сыны России,
грядет желанный час!
Из грязи и колдобин
мы к самым облакам
Грядущего возводим
народный светлый храм.
Пусть клевета и злоба
вонзают в нас клыки,
Пусть торгаши и снобы
жрут лучшие куски.
Пусть заклинают: веруй
серединке золотой
И взыщешь полной мерой
довольство и покой.
Не суйся, где не надо,
корпи себе как крот —
И профиль твой усатый
в историю войдет.
О сытый жрец покоя,
ты славно заживешь,
Из года в год долдоня
везде одно и то ж,
В крамоле упрекая
сокровников своих,
Как только неблагая
мысль выпорхнет из них.
Но ключ студеный в чаще,
но хлеба каравай
Сынам России слаще,
чем ваш сусальный рай.
Рассвет в Разливе. Кринка
парного молока.
В цветущей ржи тропинка.
Озера. Облака.
Сквозь частокол красивых
пустопорожних фраз, —
ВПЕРЕД, СЫНЫ РОССИИ,
ГРЯДЕТ ЖЕЛАННЫЙ ЧАС!
* * *
Нетерпеливо ноздри раздувая,
Жандарм рычит:
«Мы ухватили след
Опасного бунтовщика. Ульянов
К нам припорхнул из-за кордона.
Братец
Его повешен. А теперча этот
У нас в когтях. Недолго пташке петь!»
Ты снова дал промашку, сыч жандармский,
Растаяли, уплыли все следы.
Без виселиц пока, без одиночек
Томись,
Ведь чемоданчик с дном двойным
Уже в надежном месте…
Очумело
Ищейки скачут за тобой. А ты
Спасаешься дворами проходными.
Вот и конец столетья подоспел.
Необходимо действовать.
Эпоха
Для каждого, кто бьется с темной сворой
Рвачей, отыщет ношу по плечу.
Дымятся «Торнтон», «Максвелл» и громада
Семянниковых небосвод коптит.
Там бьется за копейку пролетарий
И после смены отупляет водкой
Мозги.
И ты читаешь манифест
С солдатиком безногим, и с рабочим,
Съедаемым чахоткой, и с бродягой
Скукожившимся, —
Подкатило время
Глаза в глаза взглянуть в лицо судьбе.
И все ты помнишь, и во все вникаешь,
Поскольку нет на свете мелочей.
Сидишь всю ночь, чернилами выводишь
Невидимыми
Зримые слова,
Меж тем как прямо к горлу подступает
Конец столетья.
И нетерпеливо
Рычит жандарм: «Мы ухватили след…»
* * *
Низкий мой поклон ветрам
Над дорогами планеты,
Где, как радуга, воздеты
Наши грезы к облакам.
Звезд приветствую поток,
Их влекущее сиянье,
Их предвечное молчанье —
Как воды живой глоток.
Созерцать бы ввек с тобой
Эту бездну без предела,
Но труба поход запела —
Принимаем трудный бой.
В жерновах смерчей и гроз
Не смололи наши души,
Позади — равнины стужи,
Реки высохшие слез.
До конца испить с тобой
Все страдания и беды.
Впереди — лучи победы
В битве с темною ордой!
* * *
ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ!
Тяжелые вагоны сновидений
Кочуют из одной страны в другую.
Ты зажил жизнью сборов второпях,
Дорожных приключений поневоле
По всей Европе.
«Я так мало знаю
Россию», — говоришь, вздыхая, ты.
Но удаленность от родных погостов
Вселяет в душу скорбную скитальца
Познанье и любовь.
…Я все смотрю
На камеру твою конца столетья
Под номером 193.
Я поражаюсь твоему уменью
Глаза в глаза глядеть в лицо судьбе.
Учиться благородству, проникая
В глубины всех явлений.
Поражаюсь
Той ноше, что взвалил ты на себя.
Как можешь ты в скорбях неисчислимых,
Средь призраков и монстров
Столь ценить
Смешное,
Наслаждаться каждой шуткой,
Всем телом, да, всем телом хохоча.
Ты знаешь: мир стремится приспособить,
Принизить выдающихся людей
До средней мерки.
Может, потому
В характере твоем такая страстность,
Такой переизбыток вольных сил.
Ты слышишь глас истории,
Провидишь,
Как в муках воплотится новый мир.
Но ведомо тебе и то, как мертвый
Каток репрессий старого режима
Сминает слабонервных бунтарей,
Расплющивает их.
Ты обращаешь
Внимание на мелочи: ты знаешь,
Что именно они «решают все».
Без мелочей — а в этом ты уверен —
Не может быть великого вождя.
Я вглядываюсь в блики золотые
Медали за гимназию, что отдал
Ты в помощь голодающим Поволжья,
И на твое лицо опять смотрю.
Ты весь — залог преображенья мира,
Заваленный работой незаметной,
Работой, что приоткрывает облик
Творца, вождя грядущим временам.
* * *
Второй съезд РСДРП.
Брюссель.
Гостиница с названьем голосистым
