лицо практически по самые глаза… В момент же самого броска, когда правая рука его резко распрямилась, отправляя метательное копье вверх (чем выше кинешь, тем дальше полетит!) молодой гвардеец заученно перенес вес тела на левую ногу, подавшись вперед… На тренировках он мог попасть сулицей в центр деревянной мишени за сорок шагов — благо, что мышцы и связки для бросков молодой Самсон укреплял десять лет к ряду, едва ли не ежедневно.
И сейчас обе сулицы вновь улетели на предельную дистанцию…
Норманнов и лангобардов встретил настоящий град дротиков и метательных топоров! Далеко не каждый метательный снаряд нашел свою цель — все же воины Гвискара были настоящими псами войны, посвятившими ей всю свою сознательную жизнь. И шли в атаку с поднятыми над головами щитами, по возможности стараясь прикрыть друг друга… Но ведь и с гвардейцами варанги им еще не доводилось встречаться в бою! К столь молниеносной остановке варягов и последующему обстрелу враг оказался не готов, щиты над головами норманнов никак не могли составить «стену» — и многие дротики нашли свою цель, проникнув в бреши между ними… Другие же «пилумы», врезаясь в подставленную защиту по два, а то по три разом, пробили щиты, раскололи их, сделав непригодными к битве. И множество воинов Гвискара лишились защиты… После чего ринулись вперед, перехватив оружие обеими руками — и бодря себя бешеным ревом предков-викингов:
— Ver thik, her ek kom!!!
На что варанга громогласно проревела ставший неизменным со времен Харальда Хардрада клич:
— Святой Олаф!!!
Ответный обстрел врага не дал результата — дротики и метательные топоры норманнов не нашли ни единой бреши в ромейской черепахе. Ну а гвардейцы с серьезно поврежденными щитами успели отступить назад, уступив место стоящим позади товарищам…
Ведь воин без щита в большой сече — практически всегда мертвый воин. Что и успели испытать на себе оставшиеся без защиты норманны, добежав до строя варанги… Многие из них принялись наносить яростные, размашистые рубящие удары по щитам варягов, надеясь расколоть их, заставить противника попятиться, отступить. Но ромейские гвардейцы легко перебили вырвавшихся вперед смельчаков — потому как последние были открыты для ударов и справа, и слева… Участь первых несчастных разделили и иные норманны, атаковавшие, сломав строй — потому как если воина, пусть даже и защищенного щитом, не прикрывает справа соратник, то стоящий справа же ромей всегда нанесет тому хитрый удар в бок… Ибо эта традиция — разить мечом не атакующего тебя противника, а наседающего на товарища справа, в момент собственного удара врага — сохранилась еще со времен римских легионеров. Конечно, привычные сражаться стеной щитов англо-саксы не знали ее — но их научили уцелевшие ветераны варанги, такие, как Добромил и его славяне…
И к слову, с одноручной секирой варяга этот прием срабатывает не много хуже, чем с гладиусом легионера!
Увы, сохранились далеко не все римские военные традиции. К примеру, варяги точно не умеют менять шеренги во время боя, чтобы все гвардейцы успели принять участие в схватке. Собственно, и сами римляне еще до падения Западной империи утратили это воинское искусство, сохранившееся лишь в античных хрониках… А потому замерший позади Роман, изнывая от нетерпения и невольно горячась, все еще остается сторонним наблюдателем того, как отец и вои десятка одного за другим разят норманнов и лангобардов!
…Первый натиск людей Гвискара был подобен морской волне — разбившейся о стену щитов варанги, словно о каменный волнорез. Однако следующие ряды норманнских пешцев, еще не растерявших воинское искусство предков-викингов, начали давить гвардейцев плотным, скученным строем — да обтекать втрое уступающий им отряд варягов с обоих флангов. Казалось бы, схватка пошла на равных, и даже с преимуществом норманнов…
Вот только под диктовку Алексея Комнина.
Ибо второй отряд варанги, более многочисленный и жаждущий сечи, уже ринулся в самую гущу боя! Заходя сбоку и тыла давнего врага, полуокружившего стену щитов соратников по гвардии… И одновременно с тем в бой вступили хускарлы с бродексами, коих спафарокандидат первого варяжского отряда держал в резерве! Рослые и яростные в драке, отборные бойцы с двуручными топорами, они сражаются в разреженном строю — ибо с их страшным оружием хускарлам нечего делать в скученной сшибке. Нет, хускарлам нужно пространство для размаха, для страшного рубящего удара двуручной секиры, концентрирующей невероятную силу на наточенном лезвие бойка… Бродексы крушат щиты с одного удара — а в руках опытных, искушенных бойцов они с легкостью подсекают ноги противника еще до того, как тот успеет донести свой удар! Лишь умелый копейщик может противостоять хускарлу в одиночной схватке — но умелых копейщиков Гвискар держит в резерве вместе с арбалетчиками, рассчитывая при случае остановить ими натиск многочисленной ромейской конницы.
Если только она все же случится…
Контратака хускарлов не дала норманнам окружить первый отряд варанги — в то время как Роман наконец-то сумел вступить в сечу! Заменив Твердило, раненого бойца из отцовского десятка… Но еще не успел он занять место в первом ряду, сцепив свой щит с щитами соратников, как в нижний край его прилетел удар ноги, пошатнув молодого гвардейца, и заставив того невольно опустить защиту… А сверху на Самсона тут же обрушился удар норманнского топора!
Замысел противника был прост — а наработанная атака давала ему преимущество. Но и Роман не зря тренировался с варягами многие годы! И еще до того, как лезвие вражеской секиры коснулось бы его шелома, молодой гвардеец резко присел, уходя от удара врага — одновременно с тем рванув щит вверх. Боек норманнского топора врезался в дерево подставленной под удар защиты — и тут же Самсон резко выпрямился, рубанув по вытянутой к нему, правой руке норманна!
Последний вскрикнул от резкой боли в разваленном до кости предплечье, выпустил из пальцев рукоять топорища… В то время как Роман сильным ударом щит в щит выбил оглушенного болью викинга из бреши в строю варанги, закрыв ее собой. И тут же принял на защиту еще один удар секиры! После чего резко, заученно рубанул в ответ, дотянувшись до плеча противника наточенным до бритвенной остроты лезвием топора…
Но впервые оказавшийся в сече, молодой Самсон и сам допустил ошибку: силясь как можно скорее поразить противника, он слишком сильно подался вперед — и раскрылся. И в тот миг, когда его секира вонзилась в плечо ворога, в голову самого Романа ударила сулица, брошенная из задних рядов норманнов… Впрочем, вражеский дротик врезался в кольчужную бармицу, несколько смягчившую удар — и пришелся не острием наконечника, а лезвием, что спасло сына Добромила от смерти. Пошатнувшись, он даже устоял на ногах — правда, в глазах
