что тут у вас починить? – чувствуя, что ему здесь рады, оптимистично проговорил Андрей.
Антонина подошла к мастеру и кокетничая показала поломанные дверцы шкафчиков. Она что-то томно ему говорила, понизив голос до полушепота. Галина так и осталась стоять, не произнеся ни слова и стараясь уловить, что же шепчет эта развратная девка ему. Люба похихикала, и взялась за свою работу. Андрей Петрович возился с инструментами, в компании молодой женщины. Она ассистировала с большим удовольствием, стараясь дотронуться до мужских рук, не стесняясь заигрывала. Галина Васильевна, не в состоянии больше лицезреть такую интимную сцену, почти выбежала из кабинета.
Когда мастер ушел, а Галина еще не вернулась, произошел следующий разговор двух женщин:
– Да ты с ума сошла, Любка, на кой он тебе сдался? Старый перд! – возмущалась Антонина. – Он лет на двадцать тебя старше. Ну ты даешь!
– Отстань, Тоня, тебя не касается. Значит сдался зачем-то. – спокойно ответила она, смотрясь в зеркало.
Выходя из поликлиники, Гала увидела, как Люба идет под ручку с лысым Андреем Петровичем.
На следующий день отчет, который предоставила Любонька, был впервые забракован Галиной Васильевной.
– А какая, собственно, проблема? – поинтересовалась та.
– Все в корне неверно. Ищите сами свои ошибки, это Ваша работа, а не моя. – не без злорадства выпалила начальница.
– Кажется, кто-то бесится по поводу лысого. – хихикая, шепотом предположила Антонина.
Люба округлила в ответ глаза, как бы спрашивая: «Ты серьезно? Из-за него?» Она даже не разозлилась на Васильевну, так как была слишком удивлена тем, что их «старая кошёлка» может испытывать хоть какие-то эмоции и чувства.
*******
Дождливый ноябрь притащил за собой вдруг колючий снег, как-то рано, очень рано природа закрывалась и скупилась на солнечные дни. День за днем, пять раз в неделю Галина наматывала километры в своих грубых туфлях от дома до работы и обратно. С каждым понижением градуса в ртутном столбике термометра росла физиологическая потребность в мужской ласке. В декабре женщина слегла: виной тому был ежедневный пеший марафон в непогоду и то, что она была свидетелем интрижки, которую Люба затеяла с Андреем Петровичем. Гала видела, как они уходили с работы под ручку, обедали вместе, эта пустая, как казалось ей, женщина постоянно смеялась и слишком радовалась жизни. Еще и то обстоятельство, что у ее подчиненной был муж и двое сыновей- совершенно выбивало из колеи железную (как казалось всем сотрудникам поликлиники) Галину Васильевну. Она страдала молча, в одиночку, ни словом ни обмолвившись со своей матерью, к слову сказать, Галина уже много лет не была откровенна и близка с ней. На сайт знакомств, где была размещена анкета, женщина заходить больше не решалась. Комом в горле стояли воспоминания последней полу встречи.
Воздух в комнате был наполнен болезнью: тягучий запах камфорного масла пропитал немолодое женское тело, множество маленьких бутылечков на прикроватной тумбочке, градусник, отвар шиповника в кружке и Галина, совершенно осунувшаяся и побледневшая. Старая мать, недовольная тем, что ее дочь посмела заболеть, и ей, семидесятилетней старухе приходится ухаживать за ней, шаркала по комнате в тапках, подносила ей то одно то другое.
– Даже мужика себе не могла завести. – причитала беззубым ртом мать. – Что прикажешь мне делать теперь? Кто подаст стакан воды?
Старуха старалась побольнее уколоть дочь. Она испытывала странное чувство при этом, можно было сказать, что получала какое-то удовольствие.
– Страшная, ты страшная баба, даже ребятёнка родить не смогла. А я вот вырастила тебя, образование дала, одна подымала. – она глухо захихикала, усаживаясь в кресло, стоявшее в углу темной комнаты.
Больная женщина вытянулась во весь рост, отчего ноги ее стали висеть в воздухе, закрыла глаза и застонала:
– Мама, прекрати, мама.
Сорочка ее опять намокла от жара, Галина с трудом стянула ее с себя, так как она то и дело- прилипала к телу, и бросила на середину комнаты.
– Кидай. Швыряй. Мать все стерпит, кто же еще, если не мать?
Серафима Прокловна была словно пациентка психушки: она периодично зло хихикала, раскачивалась всем телом по кругу, закрывала глаза, когда начинала говорить гадости Галине. Ее редкие желто-седые волосы еле покрывали голову, глазки были черные и маленькие, словно куриные, некогда черные брови поседели и свисали маленькими кустиками над веками. Она плохо видела, но принципиально не носила очков, и поэтому часто натыкалась на дверной косяк, который оставлял синяки на ее выдающемся носе и высоком лбу.
Уже неделя, как больная женщина лежала в кровати, почти не ела, так как не было аппетита из – за болезни, хотя, на удивление, ее мать хоть и ворчала и унижала свою дочь как только был способен ее мозг это делать, но готовила ей куриный бульон. Когда Гала забывалась немного в полудреме, ей снились сны, что мужчины толпами ходят за ней, дарят цветы и говорят комплименты. Она получала сладостно-горькое наслаждение во время этого, и ее мозг научился заказывать подобные сновидения.
Глава 4
Людмила Петровна вызвала к себе Любу и Антонину.
– Вы знаете, что Галина Васильевна болеет? – спросила главврач женщин.
Те недовольно поморщились: «еще говорить о ней. Было бы о ком» – думала каждая в своей голове.
– Надо бы сходить к ней, проведать. Нехорошо. Она столько лет здесь работает, а ей даже никто не позвонил. Людмила Петровна хоть и была «толстокожей», по -мнению ее подчиненных, но советским человеком, у которого долг и честь на первом месте. Она была лет шестидесяти, дородная дама с властными крупными чертами лица, довольно красивыми, с пронзительным взглядом синих глаз, с короткой стрижкой светлых волос. У нее была семья: муж, трое детей, которые уже успели подарить ей внуков, дом – полная чаша. Поэтому ей всегда было немного жаль свою бухгалтершу, которая около пятнадцати лет добросовестно выполняла свою работу, была немногословна, честна и одинока.
– Я не могу. – первая успела откреститься Люба. – У меня семейные обстоятельства. – глазом не моргнув соврала молодая женщина.
Антонина не нашлась что сказать и что придумать, чтобы не идти навещать этот «синий чулок», но Людмила Петровна, поняла, что мало будет толку, если эти две придут навестить больную.
– Свободны. Отправлю кого-нибудь другого. -со вздохом проговорила она.
Женщины тоже вздохнули с облегчением, когда оказались вне кабинета.
Главврач сидела в кресле и думала о Галине Васильевне, потирая свой лоб. Она почему-то вдруг озаботилась жизнью этой женщины. «Такая она неказистая, бедняжка» – думала Людмила Петровна, «не замужем, детей нет, кажется и мужчины никакого нет».
В это время постучались в дверь кабинета главврача.
– Людмила Петровна, ну я все, закончил! – живой
