* * *
В городе творилась суета.
Убитым не было числа, уцелевшие помогали раненым, кто-то куда-то бежал, кто-то что-то нёс, кто-то кричал, кто-то стонал от боли, причитал или плакал навзрыд от потери.
Люди мельтешили и шумели, а я всё шёл вперёд, прихрамывая на простреленную ногу. Шёл очень медленно и очень долго, и чем дольше шёл, тем сильнее ощущал боль во всём теле.
На какое-то время я даже забыл, что в моём нагрудном кармане лежат три Печати. Три из пяти. Буйвол, Ворон и Паук. Выходило так, что хранитель одного из двух недостающих перстней и есть тот, кого я ищу. Тот, кто испортил мне жизнь. И его ещё предстояло вычислить.
Когда я дошёл до городской ратуши, то увидел Софи.
Она поспешила мне навстречу и, подойдя, обхватила за плечи. От её прикосновения по телу снова пронеслась боль.
— Тебе бы на перевязку, Рэй, иначе истечёшь кровью. Ронстаду нужен живой Адепт Возмездия.
Я поморщился.
— Вы можете хотя бы при мне это прозвище не произносить?
Софи улыбнулась.
Вокруг валялись мертвецы и плакали люди, а она улыбнулась. Наверное, за свою бесконечную жизнь она наблюдала слишком много смертей, чтобы на них реагировать.
— Я видела твоих друзей, — сказала она. — Увы, не всех.
Я посмотрел на неё с немым вопросом.
Софи не стала меня мучить, ответив сразу:
— Они на первом этаже ратуши. Там устроили один из временных госпиталей, поэтому ты можешь тоже…
Я её не дослушал и отправился в ратушу.
Правда, как бы я не спешил, быстрее ковылять не получалось. Только через десять минут борьбы с собственной ногой я дотянул до временного госпиталя.
Там, как и на улицах города, творилась суета. Рунные ведьмы и ведьмаки сновали между лежанками, устроенными прямо на полу. Тут тоже стонали от боли, но хотя бы не плакали. По крайней мере, навзрыд.
В углу я наконец заметил Хиннигана.
Похоже, только он один и был в сознании. Мрачный, со скорбящим лицом, Хинниган сидел на полу, прислонившись спиной к стене, у лежанки с Дартом.
Дела у того были плохи: голова перебинтована плотным слоем, как и правая рука, один глаз накрыт примочкой. Дарт лежал без сознания, бледный и измождённый.
Я доковылял до Хиннигана и неуклюже уселся на пол рядом с ним, вытянув раненую ногу. Очкарик был настолько погружён в мрачные мысли, что никого не замечал.
— Как он? — спросил я.
Вроде тихо спросил, но Хинниган вздрогнул.
Он повернул голову и уставился на меня с таким выражением лица, будто никак не мог вспомнить, кто я такой.
— Сказали, что жить будет, — выдавил он наконец.
— А твой дядя?
— Дядя живой. Он раненым помогает.
— Что с остальными?
Хинниган вздохнул.
— Хлою увезли в медблок школы. Сильвер тоже вроде туда отправили. Терри я не видел, не знаю, что с ней. — Он помолчал и добавил, снова вздохнув: — Джо погибла.
Мы оба смолкли и отвернулись друг от друга.
Джо…
Накатила скорбь. Я вспомнил, как впервые увидел Джозефин Ордо в поезде, вспомнил, как она доставала брата насчёт меня, как всю дорогу не умолкал её звонкий голос. Теперь нет ни её брата, ни Джо.
— Они ответят за всё, — процедил Хинниган, глядя в одну точку перед собой.
Я ничего не сказал, только прикоснулся пальцами к нагрудному карману.
В этот момент в распахнутые двери ратуши ворвался мальчик. Он был настолько измазан сажей и кровью, что я не сразу его узнал. Зато он, увидев меня, заверещал на весь первый этаж:
— Живой! Живой!
Фил бросился в мою сторону, расталкивая по пути медсестёр. Наконец добравшись до нас с Хинниганом, он кинулся мне на шею. Раны вспыхнули новой болью, кровь сильнее полилась из простреленного бедра, но я стерпел.
— Привет, Фил.
— Привет, светлый воин кодо, — заулыбался он.
У меня же улыбаться в ответ совсем не получалось.
— Там про тебя Хлоя спрашивала, — сообщил мальчишка, продолжая радостно лыбиться. — Она в медблоке. Пришла в себя и сразу спросила, где ты. А я ей говорю: «Наверное, в самом дерьме», а она мне: «Сам ты в дерьме, Филиас, а Рэй — великий воин кодо, приведи мне его».
— Так и сказала? — скривился Хинниган.
Он вышел из ступора и взглянул на Фила уже более-менее добродушным взглядом.
— Ну… не совсем так сказала, — замялся Фил. — Она потребовала, чтобы я нашёл Рэя и убедился, что он жив, а потом доложил об этом ей. Очень сильно просила. Ну вот я и побежал. А тут он. Живой.
Фил по привычке толкнул меня кулаком в бок. От боли я тихо закашлялся.
— Ой… извини, — виновато пробормотал пацан. Потом понизил голос и добавил: — А я убил двоих агентов. Выстрелил в них вот этим. — Он пошарил рукой за спиной и вынул револьвер с гравировкой волчьей головы. — Эти твари в медблок хотели забраться, а я тут как тут. Иду такой им навстречу и говорю…
— Потом расскажешь, — оборвал я бормотанье пацана.
В здание ратуши вошёл патриций Орриван.
Хотя не совсем вошёл. Его привели под руки, в окровавленных бинтах. Мужчина был сам не свой, его взгляд устремился к лежанкам и раненым.
— Где мой сын? — выкрикнул патриций. — Где мой сын?!
— Он здесь, патриций! — Хинниган махнул рукой и поднялся.
Два адепта снова подхватили патриция под руки и понесли к лежанке Дарта.
— Господи… господи милостивый, оставь мне хоть одного сына… — Патриций опустился на пол и осторожно взял Дарта за безвольную руку.
Мужчина больше ничего не говорил. Молча держал родную ладонь.
Наверное, он бы просидел так, пока бы Дарт не пришёл в себя, но глухую и ровную суету стихийного госпиталя опять потревожил выкрик.
— Депеша! Патриций, по графопорту пришла дипломатическая депеша! — Мимо лежанок, прихрамывая, прошагал молодой адепт.
В руке он держал запечатанный конверт. Мельком я разглядел на нём герб Рингов — точно такой же символ паука, что красовался на знамёнах лэнсомской армии.
Дойдя до патриция, адепт кивнул ему и передал послание. Орриван нехотя отпустил руку сына и взял конверт. Быстро вскрыл его и вынул листок. Пробежал по строкам взглядом и, не сводя с послания глаз, приказал адепту:
— Найдите Теодора Ринга. Срочно!
Находясь в скорби, Орриван даже не заметил того, что Теодор Ринг сидит в метре от него.
— Я здесь, патриций, — негромко отозвался я.
Мужчина медленно перевёл взгляд на меня и нахмурился.
