войну, снова и снова отправляясь на острова, один молочный рейс за другим, пока ранним вечером 3 июня 1945 года по пути на Окинаву его корабль не был атакован и потоплен со всем экипажем японской подводной лодкой I-367 под командованием лейтенанта Такэтомо.
Его жена, всегда слабая здоровьем, так и не оправилась от шока и умерла два месяца спустя.
Катина Павел и бабушка мальчика продолжали воспитывать его между собой. У двух женщин было необычайное инстинктивное понимание, которое сближало их, когда дело касалось мальчика, поскольку не было никаких сомнений в том, что обе глубоко любили его.
Хотя обязанности Агнес Фуллер в качестве директора школы на Хауэлл-стрит оставляли ей мало времени для преподавания, она все еще была пианисткой высокого уровня. Поэтому она смогла оценить важность того факта, что у ее внука был идеальный слух в возрасте трех лет.
Она сама начала учить его игре на фортепиано, когда ему было четыре года, и вскоре стало очевидно, что в ее руках редкий талант.
Это был 1948 год, прежде чем Дмитрий Микали, теперь вдовец, смог снова совершить поездку в Америку, и то, что он обнаружил, поразило его. Шестилетний внук-американец, который свободно говорил по-гречески с критским акцентом и играл на пианино, как ангел.
Он нежно усадил мальчика к себе на колени, поцеловал его и сказал Агнес Фуллер: «Они перевернутся в своих могилах на кладбище там, в Гидре, эти старые морские капитаны. Сначала я — философ. Теперь пианист. Пианист с критским акцентом. Такой талант — от самого Бога. Это нужно лелеять. Я многое потерял на войне, но я все еще достаточно богат, чтобы позаботиться о том, чтобы он получил все, что ему нужно. На данный момент он остается здесь, с тобой. Позже, когда он немного подрастет, посмотрим.»
С тех пор у мальчика были лучшие в школе учителя музыки. Когда ему было четырнадцать, Агнес Фуллер продала дом и вместе с Катиной переехала в Нью-Йорк, чтобы он мог продолжать получать необходимый ему уровень преподавания.
Незадолго до его семнадцатилетия, однажды воскресным вечером, перед ужином, она упала в обморок от внезапного сердечного приступа. Она была мертва до того, как скорая помощь добралась до больницы.
Дмитрий Микали к тому времени был профессором моральной философии в Афинском университете. На протяжении многих лет его внук часто навещал его на каникулах, и они сблизились. Он вылетел в Нью-Йорк, как только получил новости, и был потрясен тем, что обнаружил.
Катина открыла ему дверь и приложила палец к губам. «Мы похоронили ее сегодня утром. Они не позволили бы нам больше ждать.»
— Где он? — спросил профессор.
— Ты что, не слышишь его?
Сквозь закрытые двери гостиной слабо звучало пианино. — Как он? — спросил я.
«Как камень», — сказала она. «Жизнь ушла из него. Он любил ее, — просто добавила она.
Когда профессор открыл дверь, он обнаружил своего внука, сидящего за пианино в темном костюме и играющего странную, навязчивую пьесу, похожую на листья, пронесенные ветром по вечернему лесу. По какой-то причине это наполнило Дмитрия Микали отчаянным беспокойством.
— Джон? — Он заговорил по-гречески и положил руку на плечо мальчика. «Что это ты играешь?»
«Le Pastour» Габриэля Гровле. Это была ее любимая пьеса.» Мальчик повернулся, чтобы посмотреть на него, глаза были похожи на черные дыры на бледном лице.
«Ты поедешь со мной в Афины?» — спросил профессор. — Ты и Катина. Останешься со мной на некоторое время? Разобраться с этим делом?»
— Да, — сказал Джон Микали. — Думаю, мне бы это понравилось.
Какое-то время он так и делал. Можно было наслаждаться самими Афинами, этим шумным, самым веселым из городов, который, казалось, продолжал двигаться день и ночь без остановки. Большая квартира в фешенебельном районе недалеко от Королевского дворца, где его дед проводил дни открытых дверей почти каждый вечер. Писатели, художники, музыканты, они все пришли. В частности, политики, поскольку профессор был тесно связан с партией «Демократический фронт», действительно обеспечивали большую часть финансирования своей газеты.
И всегда была Гидра, где у них было два дома; один в узких закоулках самого маленького порта, другой на отдаленном полуострове вдоль побережья за Молосом. Мальчик подолгу оставался там с Катиной, чтобы та присматривала за ним, а его дедушка за немалые деньги отправил концертный рояль Bluthner. Из того, что Катина сказала ему по телефону, его никогда не играли.
В конце концов, Микали вернулся в Афины, чтобы стоять у стены на вечеринках, всегда настороженный, всегда вежливый, невероятно привлекательный, с черными вьющимися волосами, бледным лицом, глазами цвета темного стекла, совершенно без выражения. И никто никогда не видел, чтобы он улыбался, факт, который дамы сочли наиболее интригующим.
Однажды вечером, к удивлению его дедушки, когда один из них попросил его сыграть, мальчик без колебаний согласился, сел за пианино и сыграл Прелюдию и фугу ми-бемоль Баха, блестящие, как зеркало, ледяные вещи, которые заставили всех присутствующих изумленно замолчать.
Позже, после аплодисментов, после того, как они ушли, профессор вышел к своему внуку, стоя на балконе, слушая рев утреннего уличного движения, которое, казалось, никогда не прекращалось.
«Итак, ты решил снова присоединиться к живым? Что теперь?»
— Я думаю, в Париж, — сказал Джон Микали. «Консерватория».
— Я понимаю. Концертная площадка? Это твое намерение?»
— Если ты согласен.
Дмитрий Микали нежно обнял его. «Ты для меня все, ты должен знать это сейчас. Я хочу того, чего хочешь ты. Я скажу Катине, чтобы собиралась.»
Он нашел квартиру недалеко от Сорбонны, на узкой улочке недалеко от реки, в одном из тех деревенских районов, которые так характерны для французской столицы с ее собственными магазинами, кафе и барами. Район, где все друг друга знали.
Микали посещал консерваторию, занимался от восьми до десяти часов в день и посвятил себя исключительно игре на фортепиано, забыв обо всем остальном, даже о девочках. Катина, как всегда, готовила, вела хозяйство и хлопотала над ним.
22 февраля 1960 года, за два дня до своего восемнадцатилетия, у него был важный экзамен в консерватории, шанс получить золотую медаль. Он тренировался большую часть ночи, и в шесть часов утра Катина вышла, чтобы купить свежие булочки из пекарни и молоко.
Он только что вышел из душа, застегивал пояс халата, когда услышал визг тормозов на улице снаружи, глухой удар. Микали бросился к окну и посмотрел вниз. Катина лежала, растянувшись, в канаве, булочки были разбросаны по тротуару. Грузовик Citroen, который сбил ее, быстро развернулся. Микали мельком
