можно узнать лирианца…
— Здравствуй, Дарья, — произнес дядя и улыбнулся; улыбка фальшивая – на самом деле ему не до улыбок, вон как напряжен…
Я тоже улыбнулась, и тоже фальшиво, чтобы обстановку разрядить, и призналась виновато:
— Меня укачало.
— Да меня и самого укачало, — встрял Мортен. — Очень уж наш пилот торопился доставить госпожу на материк!
— Как ты перенесла полет до Аэла, Дарья? — спросил дядя, оглядывая меня.
— Хорошо.
— Вижу, ты обходишься без портативного переводчика…
— Я владею общим лирианским.
— Похвально. Не думал, что девушка, воспитанная землянами, будет знать язык предков, но меня это радует. Мои сыновья Эвелинд и Эджилл, — сказал дядя, указав на пришедших с ним мужчин.
Сыновья оказались стройнее и изящнее отца; вот в них, белокурых и голубоглазых, только слепой не признает чистокровных лирианцев. Я не смогла определить их возраст, но вряд ли они перешагнули столетний рубеж. Они обрадовались мне, сочли привлекательной, и это приятно подогрело мое женское тщеславие.
— Красивая, — оценил меня Эвелинд.
— Это было ясно и по фото, — добавил Эджилл.
— Жаль, что сестра.
Я приподняла бровь.
— Не обижайся на них, Дарья, — с улыбкой проговорил дядя, но и эта улыбка была не настоящая. — Они только выглядят дерзкими, а на самом деле послушные щенята.
Все рассмеялись; Айдж остался у аэрокара, а я пошла с родственничками и адвокатом Мортеном к дому. Оказалось, мы уже в поместье Рубби, и эта аэроплощадка их собственная. Меня все еще подташнивало, да и голова кружилась от непривычной духоты и сладости. Потрепанная да уставшая, я щурилась под ярким светом; вокруг щебетали птицы, стрекотали насекомые, плыли незнакомые пьянящие запахи, и я чувствовала себя как во сне.
Дядя говорил что-то, показывал на цветы и беседки вдали; я кивала, а сама думала только о том, как бы не споткнуться. Когда среди зелени и яркости цветов показались белые строения, Эвелинд склонился ко мне и шепнул:
— Вот и дом. Скоро отец оставит тебя в покое и даст перевести дух: он сам тебя боится.
Я благодарно посмотрела на молодого мужчину – или еще парня? Брил Рубби мне ожидаемо не обрадовался, зато его сыновья вроде не настроены ко мне враждебно.
Я уверенно ступила на первую ступеньку, ведущую к дому Рубби.
[1] Способность воздействовать на окружающую действительность с помощью психической энергии – эо. Чем выше уровень эо, тем выше способности.
Глава 2
Звезда Аэл безжалостна в полдень: попадешь под ее лучи без защиты – обгоришь. Местные в это время не выходят, сидят в прохладе дома, а я облюбовала одну беседку в саду, откуда на океан открывается дивный вид. Здесь можно в покое дремать после обеда, потягивать коктейли и напитываться теплом, сладостью, соленостью побережья. Скоро лететь домой, а оттуда и на работу – станцию связи, где только и останется вспоминать о тепле и океане…
В день моего прилета семейство Рубби, весьма многочисленное, надо сказать, явилось поглядеть на меня, гражданку Союза, да расспросить об отце. Я опасалась церемонности, снобизма, но Рубби были со мной так ласковы, словно я боязливый цветочек, который может загнуться от малейшего намека на грубость. Напряжен был только сам дядя, но его понять можно – он ответственен за семью, а от чужачки мало чего можно ожидать…
Да и я была напряжена. Когда летела на патриархальный Аэл, представляла, что придется закутываться с ног до головы, опускать очи долу и избегать мужчин, но эти представления, как оказалось, с реальностью не имеют ничего общего. В семье Рубби вообще легкая атмосфера; молодежь показалась мне беззаботной и счастливой, а старшее поколение спокойным. Братья сестер не принижают, жены запросто спорят с мужьями. И все же я здесь только гостья и вижу лишь поверхностную картину… Отец в свое время сбежал с Аэла, и вряд ли причина была только в гражданской войне.
В первые дни мы не заводили разговора о наследстве: я не хотела обидеть родственников, да и они стремились окружить меня комфортом, одаривали подарками, планировали поездки, чтобы я увидела красоты Фолкора. Дядя рассказывал мне об отце и роде Рубби, но его жена, Аринна, проводила со мной куда больше времени; иногда компанию нам составляли мои двоюродные сестры. Все как одна беленькие, светлоглазые, сестры Рубби живут мечтами об удачном замужестве и бесконечно обсуждают предстоящий Отбор, во время которого члены правящей семьи приглядывают себе жен и наложниц. Моя жизнь в Союзе их не заинтересовала – и я их понимаю. Ну, чем я, врач-диагност с маленькой станции связи, могу их поразить? Работа у меня скучная, личной жизни никакой, великие свершения не грозят.
В общем, богатые родственники меня, бедную «отщепенку», жалеют, а мне это только на руку. Главное, чтобы они не начали настаивать на том, чтобы я осталась под их опекой…
— Птичка снова в саду, — протянул Эвелинд.
Его появление не стало для меня сюрпризом; я слышала шаги. Молодой человек – мы с ним ровесники – подошел ко мне, нагло забрал мой коктейль и, попробовав, скривился.
— Как ты можешь пить эту приторную гадость?
— Мне нравится, — лениво произнесла я.
Эвелинд в тысячный раз окинул меня взглядом.
Он то и дело на меня смотрит: оценивает, присматривается. Может, даже и любуется. Жуть как интересно считать его отношение ко мне, прочесть эмоции, но я держусь: не дело это, сканировать своих же родственников. Да и не хочу я знать, что на самом деле Рубби обо мне «чувствуют», это осложнит дело. Вот и приходится постоянно выключать свои эмпатические радары.
— Сегодня Мортен документы на подпись привезет, — сказал Эвелинд.
— Знаю.
Брат – как странно осознавать, что у тебя столько двоюродных сестер-братьев! – добавил тихо:
— И ты сразу улетишь.
— Да. Меня ждут на работе, — кивнула я. На работе меня и впрямь ждут, но я тороплюсь домой совсем по другой причине.
— Зачем работать? Ты можешь до конца жизни вот так лежать в беседке с коктейлем.
— И деградировать?
— Можешь и развиваться. Нам на Аэле нужны врачи.
— На Земле тоже.
— Неужели мы тебе совсем не нравимся, раз ты так рвешься домой? — лукаво спросил парень.
Эвелинд весьма симпатичный, но красавчиком его не назвать – черты крупноватые и не очень правильные. Но он обаятельный, а обаяние много значит, умножает привлекательность.
