— Смотрите, там!
— Что?! — оборачиваюсь в ужасе, и в ту же секунду острая, словно нож, боль пронзает всё тело. Я вскрикиваю и отключаюсь.
Водичка… прохладная… как приятно.
Ощущаю, как меня поднимают, подложив ладонь под шею. С лица стекает вода. Открываю глаза. Рядом, близко-близко, сидит смуглый незнакомец. Смотрит и опять улыбается.
— Дамочка, вы очнулись!
Стряхиваю его руку, отодвигаясь подальше. Смотрю на ногу. Она обёрнута пальмовым листом и перевязана тонкой лианой.
— Очнулась, как видите, — отвечаю недовольно.
— Ну, я тогда пошёл.
Встаёт и опять устремляется к пляжу. Мёдом ему там намазано, что ли?! Вот же какой!
— Подождите, — говорю ему в спину. — Не уходите, пожалуйста. Мне… страшно.
— Да ладно? Такая маленькая, но сильная и независимая дамочка боится? — он продолжает ёрничать.
— Да… — признаюсь, сжав губы. — Мне страшно.
— Ну, раз так, придётся составить вам компанию, — соглашается незнакомец.
Садится рядом. Смотрит с улыбкой и протягивает крепкую загорелую ладонь:
— Николай Горчаков. Можно просто Ник. А вас как величать?
Я только успеваю рот раскрыть, как он добавляет:
— Подождите! Дайте угадаю! Вас зовут… — потирает подбородок, делая вид, что крепко задумался. — Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская! — и хохочет, довольный своей шуткой.
Почему мне кажется, что я это длиннющее имя где-то уже слышала? Хмурюсь, а вспомнить не могу. На языке вертится, но…
— Так вас зовут?.. — спрашивает Ник и ждёт ответа.
— София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская! — выговариваю ехидно.
— Ого, дамочка знает толк в русской истории!
— Не вам одному здесь умничать, — язвительно улыбаюсь.
— Ну, а если серьёзно?
— Елена. Можно просто Лена. И пожалуйста, не называйте меня дамочкой.
— А как? Сударынькой?
— Я обычно мужчин не бью…
— Понял-понял, — делая вид, что закрывает голову руками от грядущих побоев, отвечает игриво Ник. — Очень приятно, Лена. Что ж, нам пора искать себе пристанище. Я так понимаю, скоро будет дождь.
— С чего вы взяли? На небе ни облачка!
— Ну… есть у меня такое предчувствие.
— Что, ломит старые кости? Ветер холодит былую рану? — ёрничаю и не хочу останавливаться. Хотя ломит у меня. Лодыжку. Но вот чудо! Ник оказался мастером. Он вправил мне ногу обратно. А что я сознание потеряла, так это он дёрнул сильно. Последнее, что помню — хрустнуло внизу. Зато теперь… Ещё болит немного, но уже могу идти. Кажется. Встаю и делаю неуверенный шаг. Да, нормально.
— О, дамоч… простите, миледи. Так хотя бы можно вас величать?
— Так и быть, — разрешаю милостиво.
— Вы уже и ходить способны?
— Примерно с полутора лет, — язвлю потихоньку.
— Вот и прекрасно. Вот вам посох, — протягивает мне гладко обструганную палку. — Будете первой в мировой истории тихоокеанской Снегурочкой!
Забираю палку.
— И куда же мы пойдем, мистер Санта Клаус?
— Почему? — улыбается Ник.
— Ну, если я Снегурочка, то вы, поскольку Николай, Санта Клаус.
Спутник мой заливисто смеется, ему понравилась шутка. А мне — его смех. Добрый, бархатный. Он приятно вибрирует у меня внутри, распространяя ласковые флюиды. И вообще. Вдруг ловлю себя на мысли, что рядом с этим красавчиком мне спокойно и надёжно. Лишь бы меру знал в своих шутках. А он, кажется, берегов не видит. «Ну, на то и остров в океане», — добавляю к своим ощущениям.
Ник идет в ту сторону, где возвышается скала. Я плетусь за ним, опираясь на палку. Жаль, что у меня обуви нет. Ступала бы увереннее. А вот спутнику моему повезло: у него на ногах белые спортивные туфли. Кажется, в таких в теннис играют. И вообще, мне бы присмотреться к нему. Он выглядит очень презентабельно. Одежда, хотя мятая и грязная, из дорогих тканей. На шее — цепочка из белого металла с медальоном. Что на нем изображено, я заметить не успела. На левом запястье — тоже белые часы, кажется, механические.
Меня так и подмывает спросить: а кем он работает? Где живет и вообще. Женат или помолвлен? Есть ли дети. И сколько ему лет точно? Короче, я пока сзади иду, придумала уже кучу вопросов, хватило бы на целое интервью. Жалею, что я не журналистка. Они умеют людей выводить на откровенности. Я же обычный художник-реставратор, занимаюсь тем, что возвращаю с края пропасти в большое искусство разные картины. Иконы тоже, и с ними труднее всего: обычно они находятся в церквях, а там — копоть от горящих свеч и кадил, пыль, перепады температур и так дальше.
Как же мне хочется рассказать об этом Нику! Но с чего я взяла, будто ему это интересно?
Доходим до скалы. Ник уверенно идет направо. Я, сделав несколько шагов, останавливаюсь. Он оборачивается:
— Что такое, миледи? Вам аристократическое происхождение не позволяет топать через джунгли?
— Нет, просто я во время кораблекрушения потеряла свои хрустальные башмачки!
Ник смотрит на мои ноги, улыбается, но тут же улыбочка сползает с его лица.
— Да уж, это вам не по паркету…
— Кхм! — выразительно кашляю, чтобы понял серьёзность момента.
— Ну хорошо, хорошо! И откуда вас только принесло на мою голову, — бурчит себе под нос. — Присаживайтесь, миледи.
Я располагаюсь прямо на песке. Ник уходит вглубь зарослей. Трещит там ветками. Прислушиваюсь. Жутковато быть здесь одной. Но вскоре мой спутник возвращается. В руках у него какие-то листья и лиана. Он садится передо мной. Бесцеремонно берет одну ногу, отряхивает со ступни песок. Прикладывает лист и обматывает его, забираясь чуть выше щиколотки. Получается довольно симпатично.
— Ну-ка, пройдитесь, миледи, — говорит Ник.
Встаю, делаю пару шагов туда-сюда.
— Нравится?
— Вполне.
— Отлично! Теперь пойдемте, барышня-крестьянка, — усмехается мой спутник и уверенно, будто он тут полжизни провел, шагает дальше, раздвигая заросли перед собой. Сразу становится понятно, как он палку добыл, убрал с неё сучки и кору, как мне обувку смастерил. У Ника в руках поблескивает какая-то железяка с ножом. «Предусмотрительный какой, — думаю о нем. — Интересно, как он кораблекрушение пережил? И где все остальные, почему здесь только мы вдвоем?»
У меня опять в голове рождается ворох вопросов. Но Ник сказал, что нам сначала нужно найти укрытие. Мне ничего другого не остаётся, как слепо ему довериться. И слава Богу, что он мне попался, а не абориген какой-нибудь. Я по-тайски ни слова не понимаю. И не думаю, будто какой-нибудь сельчанин сможет разобрать мой английский. О русском тут вообще мало кто слышал. Разве в туристических центрах, а здесь…
