Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
из них — не нырнуть на скорости в ближайший столб, услыхав вот это вот всё. Снова. Как каждый раз. Отделяешь себя от переживания, переживание от себя, кладешь по разные стороны трассы. Cосредотачиваешься на спидометре. На голосе навигатора. Маршрут построен. В динамиках аудиосистемы — многолетний покойный любимчик, мемфисское произношение, ленивые длинноты, вязкая, словно черничное варенье, сладость тембра. Каждый раз чистое незамутненное удовольствие, еще и от того, что Король был с ней давнее, его не пришлось стирать из плеера после всего, десять лет назад. Но через час примерно тошнота от семейного обеда догнала, Эла заглушила мотор, притулилась на обочине на выезде из Тршебич. Вот мало ей было той, давнишней травмы, решила еще залакировать новой? Съездила, называется, повидать бабушку на кладбище, съездила повидать маму с сестрой… Живых. А вышло краше, чем с мертвыми. Господи, как она прожила-то свои сорок пять в этом лютом холоде, в этом вранье?
Легла лицом в руль. Повыла. Подышала. Всё, можно ехать дальше.
Не ищи одобрения.
Не ищи любви.
Сама себе мать и дитя.
Пока Элвис пел, дорога текла, она думала. До Крумлова еще два часа, хватит подумать, даже если не хочется.
Семья всегда была странной, с извращенной зеркальной симметрией.
Госпожа Малгожата не любила дочь, Кристу, зато любила старшую внучку Элу. Настолько, что даже фамилию ей вписала свою, а не зятя. Впрочем, зятя там и не было, верней, все вопросы Элы об отце мать обходила трагическим молчанием: мол, это так ужасно, что и рассказывать нечего, вырастешь — поймешь. Выросла и поняла, что спрашивать бесполезно. Пани Криста, в свою очередь, не любила старшую дочь, но любила младшую, Агнешку, и обе они, мать и младшая дочь, носили фамилию мужа пани Кристы. А еще пани Криста не любила мать, госпожу Малгожату, но была внимательна и заботлива к ней самым исключительным образом. По отношениям же трех поколений никакой посторонний, да больше того, близкий, никогда бы не догадался о положении дел, ибо приличия соблюдались свято, и это вот Элу вымораживало ужасно, начиная лет с двенадцати, когда семейное вранье перестало восприниматься как догма. Сор из дома не мести, улыбаться, быть милой, помогать маме. Порой ей казалось, что ее и родили ровно за этим — помогать маме — ибо никакой другой цели существования не предвиделось.
Довольно трудно жить долгую жизнь, прикидываясь, что все нормально, когда на самом деле нет. В какой-то момент начинаешь путать две реальности, под каждую из которых надо мимикрировать поочередно. Кладут тебя на красный ковер, а ты — оп, и зеленая. В клеточку. Непорядок.
Какая-то видимость контакта у пани Кристы была с отцом, но деда нет в живых уже четверть века, а до того он просуществовал лет пятнадцать в левостороннем параличе, хорошо ухоженным растением. Вообще с выживаемостью — и приживаемостью — мужчин в семье обстояло не очень, и рождались тоже одни девочки, Томаш вон первый за четыре, что ли, поколения. И то, внешне полностью удавшийся в отца, с которым Агнешка поддерживала весьма избирательные отношения. Такое впечатление, что мужчины отваливались от осиного роя, как наносное, несносное — оплодотворил и ушел, зачем тут еще один нахлебник. Что-то они такое про них знали, эти мужчины.
Глава 2 Старый дом
Вот бывает, да, когда все вроде в порядке, а что-то, тем не менее, глубоко не то, и разгадка не дается в руки, хоть тресни? Так и здесь… Эла не смогла догадаться в юности, а потом просто сбежала. Могилу первого мужа госпожа Малгожата оставила в Праге, в Крумлов вернулась со вторым, дом унаследовала от своей бабки, и так далее, Эла жалела, что ей не хватило времени выпытать, пока бабушка была в силах говорить, а потом, когда время появилось, не стало бабушки. Причем, в какой-то момент Эла четко поняла, что теперь лучше не спрашивать, момент упущен, она уже не успеет. Как будто полуоткрытое до той поры окно затворилось.
Ее торкнуло где-то за полгода до. Словно сила какая-то толкнула в грудь позвонить госпоже Малгожате и звонить постоянно, раз в два-три дня, иногда ежедневно. Просто прозвучало в голове «это ненадолго», отчетливо и ясно. Смысла в тех разговорах было не особо, важно было слышать голос и знать, что еще жива. Оно и впрямь оказалось ненадолго, до декабря только. Они говорили в четверг, бабушка была обычной, ласковой, несгибаемо уверенной в завтра, и только под конец разговора интонация у нее пошла какая-то надтреснутая.
— Я приеду в субботу.
— Не приедешь ты.
— Бабушка, ну я говорю же!
— А если не приедешь?
— Я точно приеду!
Они распрощались, и Эла собиралась нажать «отбой», когда расслышала это бормотание — старуха, перестав держать вид, отупев от боли, видно, уронила трубку рядом с собой на постель, забыв отключить. И в ухо текло слабое, отдаленное бормотание:
— Больно, как больно-то, да сколько это еще продолжаться будет-то. Скорей бы. Родительница, за что караешь? И одна, и опять одна. И как дальше? Кому это все, кому? Криста не хочет. Агнешка не съест. Как же больно, больно, сколько еще…
— Бабушка!
— Криста не хочет. Агнешка не может. Может Эла. Нет Элы. Нет старшей. Только я. Опять одна. Всегда я одна… всегда.
— Бабушка!
Но та не отзывалась. Слабый лепет бессвязно продолжал течь без ответа в ухо Элы, становилось жутко до дрожи. Она явно слышала то, что слышать была не должна. И докричаться, чтобы проститься, не могла тоже. Эла трусливо повесила трубку, понимая, что делает то, чего делать никак не следовало. Как будто если она нажмет «отбой» сейчас, то больше никогда не услышит госпожи Малгожаты. У бабушки, пока она не показала это вот тщательно скрываемое, был удивительный голос, всегда полный света, никак не зависящий от возраста и терзающей ее хрони. У нее был голос любви.
Пятница госпожи Малгожаты дежурно прошла при врачах, Эла рвалась приехать раньше, мать отговаривала.
Наступила суббота, билеты на автобус были куплены заранее, звонок раздался наутро.
Сухим, похрустывающим от слез голосом мать сказала, что ночью бабушка умерла.
Светоч погас, дух рассеялся втуне.
Жить в Крумлове означает щемиться в воротца, предназначенные максимум для тележки с углем, на добром джипе. Но Эла уже проделывала это виртуозно. Другое дело, что на Костельне толком и ворот-то нету. Двухэтажный домишко у подножия собора, с крохотной фреской высоко на фасаде, весь в бледно-зеленой осыпающейся краске.
Госпожа Малгожата, по мнению пани Кристы, решила подло: деньги
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
