Судя по раскрасневшемуся лицу, она еще сдобрила все эти яства изрядным количеством джина! Мэри на прощание широко улыбается своим кавалерам.
Дождь прекратился, как только мы выехали из Лондона. Одежда на Мэри, в отличие от моей, высохла быстро. Чашка чаю — вот вся еда в пути. Моя упитанная соседка успела съесть семь сваренных вкрутую яиц и закусить двумя луковицами. Господи, какой отвратительный запах! Сосед слева оказался простужен и всю дорогу мерзко шмыгал носом. Джентльмен, сидевший напротив, пялился на мою грудь и норовил прижаться коленкой к моим ногам. Слава Богу, мне не пришлось ехать наверху, с этими плебеями. При мысли о вкусной еде в животе предательски заурчало.
Очередной экипаж въезжает во двор. Разгоряченные лошади, выбивая искры, бьют копытами по вымощенному камнем двору. Слуги спешат обслужить пассажиров и заменить лошадей.
— О Боже!
Мэри не сводит глаз с джентльмена, который только что вышел из экипажа и натягивает перчатки.
— Какой красавец! — шепчет она.
Не могу не согласиться. Высок и строен. Его дорожный костюм скроен несколько свободнее, чем того требует лондонская мода. Впрочем, это совсем не портит его — он хорошо сложен. А эти светло-каштановые волосы, аристократический нос, темные брови, красивый рот… Боже милостивый! Увидев такие губы, любая женщина потеряет голову…
— Довольно! Совсем стыд забыла! — одергиваю я Мэри.
Где же я могла его видеть? Тут джентльмен скрывается за экипажем и отдает распоряжения своему слуге. Ну наконец-то! Хозяин постоялого двора низко кланяется мне. Вздыхаю с облегчением. Хорошо, что мне удалось сохранить вид достойной и состоятельной дамы.
— Подать ужин, миледи?
— Нет. Мне как можно скорее нужны лошади. Я еду к лорду Оттеруэлу.
— Джентльмен взял последних лошадей, миледи. Они вот-вот тронутся в путь. Через час экипаж вернется, а вы тем временем могли бы пройти и…
Ну уж нет. Провести целый час в убогой комнате и отдать сумасшедшие деньги за чашку отвратительного чая и несъедобную пищу!
— А что, других лошадей у вас нет?
— К сожалению, нет, миледи.
Хозяин гостиницы, любезно кланяясь, распахивает передо мной двери. Он не знает, как ничтожно малы возможности моего кошелька. Сейчас я лишусь сознания от запаха свежего, только что испеченного хлеба и жареного мяса. Интересно, в котором часу ужинают у Оттеруэлов? Мерзавка Мэри облизывает губы.
— Хорошо бы выпить чаю. Как вы думаете, миледи?
Кажется, я падаю в голодный обморок. В других обстоятельствах небольшой обморок был бы вполне уместен. В моем воспаленном воображении вопреки реальности возникает картина: я, глубоко вздохнув, грациозно опускаюсь в изящное кресло, разрешая галантному кавалеру небольшое безумие. К сожалению, реальность не столь романтична — я теряю сознание и вот-вот упаду на грязные камни. Темнота.
Мистер Николас Конгриванс
Я и забыл, что англичанки могут быть так обворожительны. Очаровательное создание проверяет свой багаж. Что это торчит из корзины? Неужели и впрямь фарфоровые подсвечники? Наверное, возить их с собой — новая английская традиция. Служанка, хорошенькая девица, кокетливо смерив меня взглядом, принимается строить глазки Бартону. Она не видит, что ее госпожа едва стоит на ногах и вот-вот лишится чувств. Не медля ни секунды, бросаюсь к ней и едва успеваю подхватить. Бедняжка совсем замерзла. Должно быть, она попала под дождь. Шляпка слетает с нее и катится по двору. Как она бледна! Глаза слегка приоткрыты, а чудные розовые губы слегка подрагивают.
— Как странно, сэр, она еще никогда не падала в обморок!
Служанка ловит шляпку за ленты. Вовремя, а то она чуть не угодила в конский навоз.
— Ей нездоровится, не послать ли за доктором?
Я с интересом рассматриваю ее — темные локоны, чудный овал лица, длинные черные ресницы, пухлые, слегка обветренные губы.
— Не стоит. Уверена, сейчас ей станет лучше, сэр. Эта поездка совершенно вымотала бедняжку!
Хозяин гостиницы с готовностью распахивает передо мной двери и проводит в отдельный кабинет. От моей драгоценной ноши исходит едва уловимый аромат лаванды. Я осторожно кладу ее на кушетку. Служанка спешит снять косынку с ее груди.
— Сейчас ослаблю корсет, и ей сразу станет лучше, уж я-то знаю, сэр.
Действительно, дама делает глубокий вдох. Бог мой! Как же она хороша! Бартон позади одобрительно присвистывает.
— Пошел вон!
Я выталкиваю его в коридор и велю принести чашку чаю и сандвич для дамы.
— Она просто куколка, сэр, — во весь рот ухмыляется Бартон. — Какой большой зад!
— А ну заткнись! — обрываю его я.
— Я имею в виду служанку, сэр.
Да я и сам заметил это. Вежливо выждав минут десять, вхожу в комнату. Ей уже лучше. В ее руках чашка с чаем, на столе — тарелка с остатками сандвича.
Не замечая меня, они продолжают оживленно говорить.
— Вам непременно надо рассказать всему Лондону об этих противных болячках, миледи?
Служанка кладет вещи поверх подсвечников. Кажется, ее бедра стали значительно стройнее. Наверное, она сняла с себя не меньше полудюжины юбок. Эта перемена огорчит беднягу Бартона.
— Ну и дуреха же ты! Сама знаешь, это сработало!
Как только она заметила меня, ее голос изменился до неузнаваемости.
— Могу я узнать имя своего спасителя?
— Конгриванс, мадам. Николас Конгриванс. Я вижу, вам стало лучше.
— Меня зовут Кэролайн Элмхерст. Мы не встречались с вами в Лондоне, сэр?
Она ждет моей реакции. Ей кажется, что мы знакомы?
Служанка кланяется и закрывает дверь. Я пожимаю протянутую мне руку. Кажется, теперь она согрелась.
— Не думаю, мадам. Я совсем недавно вернулся в Англию.
— Вы были в Европе, мистер Конгриванс?
— Совершенно верно. Скажите, вы путешествуете одна, мадам?
Она грустно вздыхает и опускает свои длинные ресницы.
— Не так давно я овдовела.
Судя по ее наряду, время траура уже давно прошло.
— Ас кем путешествуете вы, сэр?
— Со мной мой слуга. Я не женат, мадам.
Она предлагает мне сесть… Ее грудь вздымается, движения грациозны. Эти умелые движения завораживают. Она не спеша наливает чай, застенчиво опустив глаза.
— Я еду к Оттеруэлам. Если я правильно понял, вы тоже направляетесь к ним? Предлагаю вам и вашей служанке места в моем экипаже, леди Элмхерст.
— Как вы любезны, сэр!
Она с благодарностью смотрит на меня. Какие огромные серо-голубые глаза! Кажется, в них можно утонуть. Как в том венецианском канале.
