не мой идеал. Красивая, умная, женственная, но в то же время с этаким стальным, несгибаемым стерженьком внутри. Сейчас, лежа в окружении десятков трупов и потеряв одного из друзей, я как никогда доселе чувствую необходимость ее присутствия в моей жизни. Вспомнился прощальный поцелуй… Ее нежные рыжие локоны щекочущие мое лицо… Стройная фигурка прильнувшая в момент расставания…
– Вить… Как успехи? – булькает и хрипит рация. Похоже, удар камнем не прошел для нее даром.
– Какие тут могут быть успехи. Сплошная смерть вокруг! Ненавижу! – цежу сквозь зубы. – Видел как Артем … – комок в горле не дает договорить.
– Не видел. Слышал, – хрипит в ушах грустный голос. – Жаль!
Да жаль. Это я Артема втянул в эту сумасшедшую авантюру. Это на моей совести лежит его гибель.
– Мы все равно ему ничем бы не смогли помочь, – зачем-то оправдываюсь перед Шуриком.
– А у тебя все нормально, а то голос у тебя какой-то непонятный? – заботливо интересуется друг.
– Со мной да, а вот рация, кажется, на пути в свой электронный рай. Какой-то снайпер меня очень удачно в шлем камнем влупил, аж чертики перед глазами запрыгали. В результате оказалось, что моя голова значительно более надежный прибор, чем электроника чужаков.
– Хорошо, что не наоборот.
– Полностью согласен с предыдущим оратором, – неожиданно для себя растягиваюсь в улыбке. То, что Шурик все еще сохранил способность шутить, внушает определенную надежду. Надо и себя брать в руки, а то раскис как баба. – Шурик, как с патронами?
– Никак. Втыкаю последний рожок.
– А пистолет?
–Уже пусто. В калаше гильза заклинила. Не было времени вытаскивать. Пришлось пистолет доставать. Еле отстрелялся… Думал массой задавят.
Голос друга полон энтузиазма. Кажется, что он немного пьян. Неужели способность отбирать жизнь, быть вершителем чужих судеб поначалу так опьяняет человека? К счастью я этого уже не чувствую. Меня тошнит от этих замерших в нелепых позах тел, от вездесущей крови, от жалобных стонов раненых…
Голова, ушибленная камнем, тупо ноет и немного кружиться.
Ненавижу убивать! Это только по телевизору интересно смотреть… Нажал один мужик на курок а другой хлоп на землю и замер в красивой позе и аккуратненькая такая струйка крови на белоснежной рубашечке. Искусство, м-мать его! Здесь все не так. Никакого тебе грима, сплошной реализм, со всеми его прелестями. Здесь, прямо под скальным карнизом, на котором я лежу, валяется старая женщина с развороченным животом, а ее кишки, вывернутые наружу разрывной пулей, аккуратно разложены на плоском камне как… как на тарелке… И запах… Сладкий, приторный запах крови… Была бы возможность я бы вообще не дышал … и не смотрел… и не стрелял. Но я не могу позволить себе такую роскошь, если конечно все еще хочу жить.
Момент истины – последняя атака, все ближе и ближе.
Закуриваю, пытаясь табачным дымом разогнать роящиеся мысли.
В поле зрения появляется абориген с пращей. Даю ему размахнуться и только после этого простреливаю грудь. В момент, когда боек ударяет по капсюлю патрона, я закрываю глаза, чтобы не видеть очередной кровавый шедевр созданный оружием на сером каменном холсте.
Ущелье завалено телами. Некоторые еще дергаются. Метрах в двадцати за обломком скалы, иссеченном осколками гранаты, кто-то захлебываясь кричит страшным голосом. Через минуту крик переходи в хрип и утихает насовсем.
На всякий случай еще раз перетряхиваю ранец в поисках несуществующих боеприпасов. Высыпаю содержимое на скалу. Консервы, упаковки пищевого рациона, шоколад, сигареты. А это что? Последней выпадает знакомая желтая коробочка.
– Шурик! – ору я во весь голос, забыв о рации – Мы спасены! – Я готов пуститься в пляс от радости на своем узком карнизе.
– Ну что там у тебя? – скептически интересуется Шурик. – Гранатомет в ранце нашел? Эх, думал я прихватить …
– Лучше! Лучше! – перебиваю его. – Помнишь, Вика в тире показывала их оружие?
– Припоминаю, было такое. Это, которое рой, что ли?
– Да! Именно рой! Оно у меня! Не знаю откуда оно взялось… Главное что есть!
– Врешь! – Шурик высовывается из своего убежища, и я машу ему желтой коробкой. Его физиономия расплывается в счастливой улыбке.
– Слушай, – даю наставления, – если ты не забыл, это оружие предназначено для разрушения тканей головного мозга. Когда эти голозадые пойдут в атаку зарывай поглубже голову под камни. Мы хоть и не умеем управлять этими насекомыми, но по идее оказавшись на свободе, они будут лопать, что под руку подвернется.
– А если эти насекомые и наши мозги скушают?
– А у тебя еще есть чего жрать? – шучу я, окрыленный неожиданной возможностью спасения. – У тебя выбор есть?
– Нет.
– Вот лежи там и не умничай, – заканчиваю я диспут.
Лежим, ждем атаки. Впервые я жду ее с нетерпением.
Вот будет теперь вам за Артема. Все здесь сдохнете суки! Все до одного!
В расщелину потихоньку начинают просачиваться аборигены. Идут не спеша, на полусогнутых. Перебегают от камня к камню. Прячутся, с опаской поглядывая в нашу сторону.
Да, не прошли наши уроки даром.
Не встречая сопротивления, все больше и больше аборигенов заполняет расщелину. Подпускаю ближе. Еще ближе. Противник почти рядом. Только б пчелки не подвели.
Резким движением открываю коробочку, и тот час же засовываю голову под обломок скалы, засыпая сверху заранее приготовленными кусками. Не смотря на своевременно опущенное забрало, каменная пыль настырно лезет в нос, похоже, что конструкторы не предусмотрели применение страусиной методики.
– Началось! – взволнованно шепчу в микрофон, с трудом удерживаясь от чиха.
– Я уже зарылся, – невнятно бормочет Шурик.
Видеть, что происходит в ущелье я не могу, но сквозь слой камня доносятся крики страха, вой, звук падающих тел. Судя по всему, мозги, пораженные гнилью пришлись по вкусу крылатым обжорам.
Несколько минут лежу, как страус, зарывший голову в песок.
Наверное, пора вставать.
Осторожно высовываю голову из убежища. Рот забит каменной крошкой. От пыли першит в горле. Отплевываюсь чем-то похожим на жидкий цементный раствор. С трудом открываю запыленные глаза и откидываю оказавшимся бесполезным в подобной ситуации забрало.
– Шурик ты как?
В наушниках только потрескивание. Наверно рации совсем капут.
В первую очередь с опаской смотрю на коробочку. В ней и вокруг нее валяются наши маленькие спасители. Наклоняюсь ниже, чтобы рассмотреть малюток. Мертвы. Почти все мертвы. Некоторые мошки еще сучат лапками и подергивают крылышкам.
– Спасибо вам пчелки-мошки, – искренне благодарю их. – И спасибо тому, кто поместил вас в мой ранец. – Я даже не сомневаюсь, что это дело рук Вики. Больше некому.
Поднимаюсь на ноги и громко кричу:
– Шурик, вставай! У пернатых батарейки сели!
Тишина.
Наверное, глубоко зарылся, раз не слышит.
Оглядываюсь, не выпуская из
