из воды и переместился сквозь воздух. Он прыгнул в волну и достиг цели.
Её тело было тяжелым как бревно. Темные глаза отливали голубым и были открыты. Когда она повернулась к нему, из шеи тонкой струйкой потекла кровь. Что она увидела? Кем он ей казался?
Этот вопрос и её взгляд почти парализовали Эндера. В этот миг смятения волна закружилась вокруг них, и подходящий момент был упущен. У него был шанс спасти только одну. Он знал, что это жестоко. И эгоистично. Но он не мог её отпустить. До того, как волна отступила, Эндер схватил её за руку.
Эврика…
Глава 1
В тишине небольшой бежевой приемной комнаты у Эврики зазвенело в больном ухе. Она его помассажировала — по привычке, приобретенной в результате несчастного случая, после которого она наполовину оглохла. Не помогло. В противоположном конце комнаты повернулась ручка двери. В свете лампы показалась женщина в прозрачной белой блузке, оливкового цвета юбке и с прекрасными светлыми волосами, зачесанными наверх.
— Эврика? — её низкий голос слился с шумом аквариума, в котором неоновый пластиковый аквалангист зарылся коленями в песок, но рыбок в нем не было. Эврика оглядела пустую приемную, мечтая, чтобы кто-нибудь занял её место на ближайший час.
— Я доктор Лэндри. Входите, пожалуйста.
С тех самых пор, как её отец пять лет назад снова женился, Эврику осматривали куча врачей. Жизнь, которой управляли трое взрослых, что не могли согласиться между собой ни в чем, не могла быть еще более запутанной, чем жизнь, где взрослых только двое.
Отцу не внушал доверия первый психоаналитик, опытный фрейдист, а мать также сильно невзлюбила второго, мрачного психиатра, который прописал ей транквилизаторы.
Затем в игру вступила новая жена отца, Рода, вместе со школьным психологом, иглотерапевтом и специалистом по управлению гневом.
Но Эврике почти полюбился последний психиатр, который пытался завлечь её в далекий Швейцарский пансион, пока об этом не узнала мать и не пригрозила отцу судом.
Эврика заметила, что у её нового врача темно-серые кожаные тапочки. Она присела на кушетку напротив целого ряда похожих тапочек. Доктора-женщины часто делали подобную вещь: в начале сеанса они сбрасывали свою обувь, а потом снова надевали — это означало, что время вышло. Должно быть, они все читали одну и ту же скучную статью о том, что Обувной Метод более приятен для пациента, чем слова о том, что время вышло.
В помещении специально было очень тихо. Напротив окна со ставнями стояла красно-коричневая кожаная кушетка, а два матерчатых кресла располагались напротив кофейного столика с чашей, наполненной кофейными конфетами в золотистой обертке. Также был коврик с вышитыми разноцветными отпечатками ног. Встроенный освежитель воздуха распространял повсюду запах корицы, против которого Эврика не возражала. Лэндри присела в одно из кресел. Эврика со стуком бросила на пол сумку, учебники были как кирпичи, а затем сползла пониже по кушетке.
— Приятное место, — сказала она. — Вам нужен один из таких качающихся маятников с серебряными шарами. У моего старого врача такой был. А еще кулер с горячей и холодной водой.
— Если ты хочешь воды, у нас есть кувшин у раковины. Я могла бы…
— Не напрягайтесь.
Эврика уже произнесла больше слов, чем собиралась сказать за целый час. Она нервничала. Она вздохнула и снова окружила себя стеной. Она напомнила себе, что она была Стоиком.
Одна из одетых в чулки ног Лэндри скинула тапочек, и, воспользовавшись большим пальцем, обнажила пятку на другой ноге и покрашенные в красный цвет пальцы ног. Лэндри засунула ступни под бедра и подперла ладонью подбородок.
— Что привело тебя сегодня ко мне?
Когда Эврика попадала в неприятную ситуацию, её мысли разлетались в разных направлениях, и она даже не пыталась этого избежать. Она представила себе кортеж, направлявшийся сквозь парад со множеством лент в Нью-Иберии, который с помпой доставляет её к врачу. Но Лэндри выглядела благоразумной и проявляющей интерес к той реальности, из которой Эврика стремилась вырваться. Красный джип привез её сюда. Её привела сюда дорога в семнадцать миль между этим помещением и зданием средней школы, а еще каждая секунда, перетекающая в еще одну минуту, в то время как она, не возвращаясь в школу, пыталась разогреться перед этой дневной встречей как перед забегом. Ее привела сюда неудача.
Или это было письмо из больницы Айкедия Вермилион, которое сообщало, что из-за её недавней попытки самоубийства терапия не рекомендовалась, а являлась обязательной?
Самоубийство. Это слово звучало более жестко, нежели чем сама попытка. В ночь перед тем, как должна была начаться учеба в выпускном классе, Эврика просто открыла окно и позволила белым прозрачным шторам обернуться вокруг нее, и легла на кровать. Она пыталась думать о ярких моментах своего будущего, но разум откидывал её назад, к упущенным радостям, которым никогда не повториться. Она не могла жить в прошлом, поэтому решила не жить вообще. Она прибавила громкость у айпода и проглотила оставшиеся таблетки оксикодона. Отец хранил их в аптечке из-за боли, вызванной смещением межпозвоночных дисков. Восемь, может, девять таблеток — она не считала их, когда проглатывала. Она думала о матери. Она думала о Марии, Божьей Матери, её воспитывали с верой, что она молится за каждого в смертный час. Эврика знала, как относится Католическая церковь к самоубийству, но верила в Марию, милосердие которой было бескрайним, она могла понять, как много потеряла Эврика и что ей осталось только сдаться.
Она очнулась в холодном отделении экстренной медицинской помощи, привязанная ремнями к каталке и задыхающаяся от трубки желудочного зонда. Она слышала, как в коридоре ругались отец и Рода, в то время как медсестра вынуждала её выпить ужасный жидкий уголь, чтобы ослабить действие яда, от которого они не могли очистить её организм.
Поскольку она не знала следующих фраз, которые придут к ней ей позже — «Я хочу жить», «Я больше так не буду», — она провела две недели в психиатрическом отделении. Она никогда не забудет, как нелепо было прыгать на скакалке рядом с женщиной-шизофреничкой во время гимнастики или поедать овсянку вместе с парнем из колледжа, который порезал запястья недостаточно глубоко и который ударял по лицу санитаров, когда они давали ему лекарства.
Так или иначе, спустя шестнадцать дней, когда перед первым уроком Эврика устало тащилась на утреннюю мессу в католической средней школе Эванджелины, в дверях часовни её остановила Бель Пог, второкурсница из Опелусуса, со словами: «Ты должна быть счастлива, что осталась жива».
Эврика уставилась в бледные глаза Белль, от чего девушка стала задыхаться, затем
