Национальному фонду гуманитарных наук за летние стипендии и Американскому совету ученых обществ за годовую исследовательскую стипендию.
Я благодарна своим коллегам, друзьям, своей семье и студентам, которые поддержали этот проект. Мария Карлсон, Уильям Комер, Марк Л. Гринберг, Ив Левин и Ирина Федюнина-Сикс поделились своими богатыми знаниями и были рады в любой момент обсуждать со мной русскую идентичность. Римгайла Салис, Марк Лейдерман, Бен Сатклифф, Олена Червоник и Алиса ДеБласио были моими сведущими и отзывчивыми товарищами по изучению постсоветского периода. Адрианна Харрис и Сэм Клюс Хьюнеке помогли на последних этапах исследования. Нед Хьюнеке поспособствовал окончательному редактированию. Сара Бумпус, Сидней Демент и Адрианна Харрис представили фотографии Московского метрополитена.
Я благодарю Джона Берта Фостера – мл., Джоан Дилейни Гроссман, Джорджа Л. Клайна, Джудит Дойч Корнблатт, Джея Розелини, Джеймса П. Скэнлэна, Нэнси Титтлер и Джеймса Л. Веста за дружбу и поддержку. Я в долгу перед анонимными рецензентами рукописи за их многочисленные и полезные вопросы и предложения.
Искреннюю благодарность выражаю Джону Акерману, директору издательства Корнельского университета, за его видение и решительную поддержку славянских и восточноевропейских исследований в то время, когда издательский бизнес, кажется, находится в бесконечном кризисе на фоне вызовов цифровой эпохи.
Сокращения
Б – Улицкая Л. Бедные, злые, любимые. М.: Эксмо, 2006.
ВД – Рыклин М. Время диагноза. М.: Логос, 2003.
ГГ – Проханов А. Господин Гексоген. М.: Ad Marginem, 2002.
ДД – Рыклин М. Деконструкция и деструкция: беседы с философами. М.: Логос, 2002.
ЗС – Дугин А. Заколдованная среда «новых империй» // Художественный журнал. 2004. № 54. С. 18–25.
ЗЧ – Политковская А. За что? М.: Новая газета, 2007.
И – Пригов Д. Избранное. М.: Эксмо, 2002.
К – Толстая Т. Кысь. М.: Подкова, 2000.
КК – Улицкая Л. Казус Кукоцкого. М.: АСТ, 2001.
КП – Маканин В. Кавказский пленный // Новый мир. 1995. № 4. С. 3–19.
Л – Улицкая Л. Люди нашего царя. М.: Эксмо, 2006.
М – Улицкая Л. Медея и ее дети. М.: Эксмо, 2003.
МБВ – Дугин А. Метафизика Благой вести: Абсолютная Родина. М.: Арктогея, 1999.
МЕ – Дугин А. Мистерии Евразии. М.: Арктогея, 1999.
ОГ – Дугин А. Основы геополитики. М.: Арктогея-центр, 2000.
ПА – Дугин А. Пути Абсолюта: см. МБВ.
ПЕ – Дугин А. Проект «Евразия». М.: Яуза, 2004.
ПК – Дугин А. Поп-культура и знаки времени. СПб.: Амфора, 2005.
ПЛ – Рыклин М. Пространства ликования. М.: Логос, 2002.
РВ – Дугин А. Русская вещь. М., 1999.
СКЗ – Рыклин М. Свастика, крест, звезда. М.: Логос, 2006.
ТТ – Рыклин М. Тела террора (тезисы к логике насилия) // М. Рыклин. Террорологики. Тарту, 1992. С. 34–51.
ЧП – Пелевин В. Чапаев и Пустота. М.: Вагриус, 2000.
Введение. Россия – центр или периферия?
Распад Советской империи посеял семена неуверенности во многих сферах российской жизни[4]. В 1990-е русские ощутили себя беспомощными, неприкаянными, лишенными чувства национального достоинства. Как шутил Виктор Пелевин в романе «Жизнь насекомых», после 1991 года жители задались вопросом, остается ли Москва по-прежнему «третьим Римом», или же она соскользнула в «третий мир» [Пелевин 2004: 81–82]. Видимо, ответ зависит от того, как прочесть слово: вперед или назад, «Рим» или «мир». Стала ли теперь Москва, которая столь долго была политическим и культурным центром страны и коммунистического мира, всего лишь одним из городов в стороне от центров влиятельной культуры и процветающего национального хозяйства Европы, Соединенных Штатов и Восточной Азии? В защиту от таких сомнений в постсоветской России началось возрождение агрессивного ультранационалистического и неоимперского мышления.
Название «Третий Рим» восходит к московскому правлению XVI–XVII веков. Московские князья то и дело присваивали своему городу императорский титул Третьего Рима, последнего наследника Римской империи и продолжателя православных традиций Второго Рима – Константинополя. Это обозначение, связывающее русскую идентичность с империей, религию – с государством, столицу – с центром империи, в постсоветской России нашло отклик в ультраконсервативном дискурсе А. Дугина и многих других[5]. Напротив, многие видят в России немало признаков страны «третьего мира». Л. Улицкая, в частности, плодотворно работает с понятиями периферии, провинции и границы с их богатым мультикультурным и многонациональным потенциалом, способным бросить вызов шовинизму центра. Философ М. Рыклин рассматривает границу как один из важнейших аспектов идентичности. В своей документальной журналистике А. Политковская заставляет русских взглянуть на опыт брошенных на произвол судьбы меньшинств, особенно чеченцев, обратить внимание на многочисленные случаи маргинализации и лишения гражданских прав всех российских граждан со стороны их собственного государства.
С начала 1990-х годов сформировались резко противоположные взгляды на то, что значит «быть русским». Одни чувствуют тоску по Москве как центру империи, другие пользуются более «децентричными» представлениями о крае, периферии и границе, переосмысливая значение столицы и отходя от прежних царских и сталинских парадигм и культурных ценностей с их стремлением к уравниловке и русификации. Какой бы ни была та или иная точка зрения на проблему идентичности, с конца 1980-х годов мы видим кардинальные перемены в том, как в русской письменной культуре формируется национальная личность. В советское время официальная идентичность опиралась на метафоры времени, например на принадлежность к «светлому будущему», на образ «локомотива истории», летящего вперед к коммунизму, или молниеносной ракеты, устремленной в космические просторы. Постсоветский общественный дискурс, будь то консервативный или либеральный, отдал предпочтение объединению русскости с понятиями географического и геополитического пространства.
Значение этих пространственных метафор для концептуализации идентичности положено в основу настоящей книги. Я склонна считать, что с 1991 года размышления о национальной идентичности безоговорочно сместились от образов исторического прогресса, демонстрирующих доминирование советского государства в истории, к тому, что можно назвать «воображаемой географией», – географическим и мифическим образам, пропитанным сложным постсоветским восприятием себя и чужих, сочетающим традиции и перемены, этническую принадлежность и мультикультурализм, понятие государства и смысл гражданства. Эти метафоры «воображаемой географии» включают отдельные регионы России, концептуальные противопоставления центра и периферии, центра и границы, геополитические концепции сердцевины страны и привычные географические оси: «восток – запад» и «север – юг» в их традиционном значении, но теперь вписанном в новые ассоциации.
Под конец советской эпохи концепция поступательного развития во времени уже терпела крах, что в какой-то мере совпало с расцветом постмодернистской культуры в капиталистических странах. Если модернизм характеризовался восторгом перед динамичным движением времени, верой в линейный прогресс, то постмодернизму поступательное движение истории уже не представлялось таким актуальным. То, что в герметичных временных рамках могло показаться прогрессом,
