миг ожидал предательства какой-нибудь особенно подгнившей доски, которая не выдержала бы его веса. Пока везло.
Промчавшись по кровлям еще двух построек, Храбр резко дал влево. Краем глаза успел выхватить спешащие по его следу силуэты. Было их куда больше двух.
Прыжок. Еще три крыши. Вверх! И махом вправо!
Почти цапнувшая его за шиворот рука вдруг резко подала в сторону, а ее шустрый обладатель, коротко вскрикнув, шмякнулся в лужу где-то внизу.
Храбр в три прыжка взлетел на балкон выросшего впереди борделя, лосем пронесся по нему, схватив случившегося перед ним искателя утех за плечи и, крутанувшись на ходу, отправил его в сторону погони. Клиент оказался парнем хватким, и свою подружку на ночь, которую, видать, вывел позажимать на свежем воздухе, из рук не выпустил даже в падении. Перескакивая на следующий балкон, лазутчик услыхал брошенный вдогонку женский визг и пьяную ругань, которая хитро вплелась в проклятия наступавших на пятки татей.
Для следующего прыжка он подобрался всем телом и вознес хвалы богам, что не напялил сегодня на себя кольчугу. Пуд лишнего веса ему бы сейчас пришелся не ко двору. Что подтвердил бегущий следом хирдман, который до крыши, куда на пару ударов сердца раньше приземлился Храбр, попросту не долетел, что твой ромейский колокол громыхнув броней о мостовую.
«Измена. Светлый. Вода».
Оставив за спиной еще пару крыш и вопящих в падении людей, он, наконец, добрался до того самого амбара. С той самой прохудившейся кровлей, что с треском подломилась под ногой. Споткнувшись, чертыхнувшись и кувыркнувшись вперед, Храбр ухнулся на землю. Из-за поворота тут же выметнулись два недоброжелателя.
Одного лазутчик встретил, рубанув ладонью в горло и мигом вскинувшимся вверх коленом — в челюсть. При этом в руке у него тут же холодно блеснул в скудном свете луны выуженный из-за голенища нож. Им он отбил по касательной выпад меча в живот и обратным движением, не глядя и никуда особенно не целясь, юрко полоснул преследователя по лицу.
Не отвлекаясь на резанувший ночную тишь крик, бросился вперед, туда, где в каких-то десяти шагах вяло плескались о причал бурые в темноте волны.
«Измена», — билось пульсом в висках.
В пяти шагах от спасения — откуда он только тут взялся! — на пути нежданно возник колченогий Трольв. Он, судя по вылупленным и как всегда уставившимся чуть ли не в разные стороны глазам, ожидал увидеть здесь Храбра ничуть не больше.
— Горло б промочить, — растеряно прогнусавил он, словно бы напрочь позабыв о том, что именно Храбр был последним человеком, отсыпавшим ему сегодня медяков.
— С дороги, — рыкнул сотник, стараясь, впрочем, не особенно зашибить забулдыгу, проскакивая мимо него.
Из проулка сзади вновь выметнулся гомон погони.
Но это уже было не важно. Вот она — спасительная вода, скрыться в которой было для Храбра делом привычным и, в общем-то, плёвым.
И вдруг спину ожгло резкой болью, рванув навстречу грязные доски пирса. Ноги, не подводившие еще не разу, подогнулись, обмякли и шевелиться больше не пожелали.
Превозмогая резь в спине, он перевернулся лицом вверх. Прямо над ним стоял Трольв Зануда и совершенно безучастно осматривал дело рук своих. В дрожащих руках пьяницы выплясывал донельзя замызганный тесак, по самую рукоять вымазаный кровью.
Его, Храбра, кровью.
— Это я, — хрипло возвестил попрошайка, вскинув окровавленный нож вверх, будто знамя победы. — Добрым людям и помочь не жалко. За то на чарку бы подать…
В их сторону тут же забухали подкованные сапоги. Их окружили злые запыхавшиеся голоса:
— Что там?!
— Готов!
— Добегался!
— Горло б промочить…
— Змей!
Последний, прерывающийся от одышки хрип, принадлежал явно знакомцу Храбра. Человек со скучающим голосом одним плавно-неуловимым кошачьим движением возник перед Трольвом. В глазах сотника помутнело, затем потемнело. Но то, что кособокий силуэт Зануды вдруг взбулькнул и осел наземь, заметить он еще успел.
— Лишний глаз — делу вред, — доверительно, чуть не на ухо шепнул сотнику змеей скользнувший к нему убийца. — К тому же, считай что я отомстил этой гниде за тебя.
— Сбросьте его в воду, — распорядился голос старого знакомого.
Почти тут же послышался глухой увесистый плеск.
— Ну, покойся с миром. Тут нечего стыдится. Всегда побеждать никому еще не удавалось.
Острая резь пронзила грудь Храбра, и под ребрами мигом разлилась волна горячей боли.
— Надеюсь, не воскреснет? То, что он видел, его хозяевам знать точно не надобно.
Слова пробирались к сознанию сотника словно сквозь набитый землей мешок.
— Мое оружие всегда отменно обработано. Для действия этого яда хватило б и царапины, — даже раздражерние в голосе Змея было с изрядной примесью скуки.
— Ну, добро. Этого тоже в воду.
Последнее, что почувствовал Храбр — холод воды, сомкнувшейся над головой и поглотившей все прочие звуки.
«Измена. Светлый».
1. Медальон под рясой
Первое, что Яков видел, просыпаясь, — бурую медвежью шкуру, что висела на противоположной стене. Первые лучи стряхнувшего сон светила, причудливо преломляясь в единственном слюдяном окошке, устроили в комнатушке цветной хоровод. На двери подрагивал солнечный зайчик, будто готовясь пустится в пляс по светелке и приглашая последовать своему примеру. Хотя плясать шаловливому солнечному отблеску было особенно негде. Впрочем, в квартирке-студии, что полагалась ему, как молодому специалисту института, приходилось мириться с условиями гораздо более скромными.
Зато куда более удобными.
Книгочей потянулся, зевнул, развел руки и выгнул грудь колесом. Хотя… Каким там колесом. Глядя на его сухопарую сутуловатую фигуру, любой мог сказать: парень из той породы недотёп, у которых всё валится из рук. Нос большой и какой-то розоватый, жиденькая чёрная бороденка, разросшаяся в отсутсвие триммера, несолидно курчавилась в разные стороны. Единственное, чем наградил создатель — насмешливым изгибом бровей да пытливыми живыми глазами водянисто-карего цвета. И еще ростом. Правда, тонкие куриные кости не добавляли богатырской стати.
С надеждой он посмотрел на лавку, будто в её силах было напасть на него, схватить и силой заставить уснуть. Не ортопедический матрас, конечно, но…
Опыт показывал, что ничем хорошим такая затея не обернётся.
На что он мог рассчитывать в лучшем случае — так это на ушат ледяной воды. «Отец Никодим» не поленится сходить во двор, к колодцу, в котором она была особенно холодна, притащит, не надорвется, целое ведро и все до капельки выльет на голову прикорнувшего подопечного.
По коридору, словно призванные его мыслями, затопали требовательные шаги. Дверь, распахнувшись, глухо стукнулась в стенку. На пороге стоял крепко сбитый человек в черной рясе. Всклокоченные волосы когда-то были пострижены в кружок, на лбу собрались в пучок бороздки морщинок — так, как если
