этой фотографии принадлежал моему брату, который стал отцом шестнадцать месяцев назад. Он знал о ребенке и решил скрыть это от нас, оставив мать воспитывать ребенка в одиночку с неправильной фамилией.
Мальчик принадлежал Сэйнтам.
Он был следующим поколением.
И он должен был достаться мне.
Глава 3
Амелия
Я опаздывала. Я взглянула на часы на приборной панели своей машины: у меня было чуть больше десяти минут, чтобы проехать шесть миль по городу в час пик. Это казалось невозможным.
Не тогда, когда машины впереди меня стояли, гудки и крики отдавались эхом в шуме, который никак не способствовал движению транспорта. Не знаю, как я потеряла счет времени. В баре, где я работала, было многолюдно, даже больше, чем обычно в будний день, и я, как и другие девушки, работавшие там, была выбита из колеи. Если бы не Джулия, практически кричавшая мне, чтобы я уходила, я бы, скорее всего, все еще была там, подавая напитки и еду мужчинам, которые забредали сюда для сомнительных деловых встреч и сделок. Бар был не самым благополучным местом в городе, и богачи приходили туда только днем в течение недели.
Я в основном не обращала на это внимания. Я была не чужда темной стороне жизни, и меня не очень волновало, было ли то, что они делали, незаконным или нет.
Двигатель моей старой машины пыхтел, работая на износ, пока дворники стояли на месте, не в силах очистить лобовое стекло от падающих капель. Весь день шел сильный дождь, и если я не смогу заставить их работать нормально, то неважно, опоздаю ли я, потому что я не смогу увидеть, куда я еду.
Я наклоняюсь над рулем и сильно бью кулаком по стеклу, заставляя это чертовы палки сдвинуться на дюйм. Я делаю это еще два раза, и они, наконец, начинают вилять из стороны в сторону, очищая окно.
Мы немного продвигаемся вперед, но все равно остаемся в пробке.
Я не могла позволить себе штрафы за опоздание, которые детский сад взимал бы с меня за это.
— Шевелись! — присоединился мой голос к хору других сердитых и нетерпеливых людей, не понимая, на что или на кого я кричу, но, тем не менее, чувствуя себя лучше. Крики всегда помогали.
Я достаю телефон и набираю номер воспитательницы, чтобы сообщить ей об этом. Если я хочу оставить Линкольна там ненадолго, то мне придется заплатить за это. Мне нужно будет придумать, откуда взять деньги. Ограничить питание и покупку дорогих продуктов уже не вариант, поскольку теперь сын ел не только овощные пюре. Но, наверное, с наступлением лета отопление можно будет отключить, когда дни потеплеют и наступит разгар сезона. Ночами в квартире все еще было немного прохладно, но я смогу с этим справится.
Вздохнув, я говорю, что задержусь, зажав язык между зубами, когда мне объясняют, что за это надо платить, и кладу трубку, откидываясь в кресле, пока машины ползут по пробкам.
Через тридцать минут я уже была на стоянке у детского сада и трусцой под дождем побежала в здание. Молодая девушка за стойкой регистрации мило мне улыбается и просит вывести моего сына из группы.
Мое настроение меняется, как только я смотрю на него. Он хихикает, на его пухлых щеках появляются ямочки, ореховые глаза светятся невинностью. Он что-то бормочет, а как только видит меня, то бьется в объятиях женщины, пытаясь вырваться ко мне. Я тут же беру его на руки, обхватываю и прижимаю к своему бедру, осыпая его лицо поцелуями. Расписавшись в счете за услуги, я выхожу из садика.
Я была рада, что завтра у меня выходной, особенно после сегодняшнего стресса, к тому же я хотела провести время с моим мальчиком.
Быть матерью-одиночкой тяжело. Никогда ничего не было достаточно хорошо. Никогда не хватало времени и денег.
Но я справилась
И я нисколько не жалею о том, что выбрала такую жизнь.
Конечно, хотелось бы, чтобы все было по-другому, но мечты — это для детей, а реальность была жестока.
Я усаживаю Линкольна в автомобильное кресло на заднем сиденье и пристегиваю его ремнями. Он хихикает, когда я щекочу пальцами его живот, и я улыбаюсь, глядя на его милое маленькое личико, пока по моему позвоночнику не пробегает предупреждающая дрожь. Застыв, я заканчиваю пристегивать его и выпрямляюсь, оглядываясь через плечо.
Я выросла и пережила свое прошлое, поэтому я была не настолько глупа, чтобы игнорировать свою интуицию.
Дождь мочит мои волосы и одежду, но я не двигаюсь с места, осматривая окрестности, заглядывая в каждую тень на стоянке, где я припарковалась. Я никого не вижу, но это не значит, что их там нет.
Я выбрала этот детский сад, потому что он находился в более тихом и приятном районе города. Он был дороже, но лучше, чем те, что находились ближе к бару, в котором я работала, и к месту, где мы жили. Мне было неважно расстояние, если это означало, что о моем сыне заботятся и он в безопасности.
Я не спешу и не бегу к водительской двери, поскольку не хочу привлекать к себе внимание. Завожу машину, затаив дыхание, наблюдаю, как двигатель тикает, грозясь не завестись, но потом он заводится, и я сдаю назад, вливаясь в поток машин. Я слежу за зеркалами заднего вида, чтобы убедиться, что за мной не следят.
Многие назвали бы это паранойей, я же называю это выживанием.
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я в последний раз видела кого-то из своей прошлой жизни, но я сомневаюсь, что они забыли обо мне. Они были жестоки, неумолимы и злобны настолько, что пытались одурачить меня ложным чувством безопасности, чтобы потом прийти и снова попытаться отнять его у меня.
Последние два года были единственным временем, когда я была в каком-то смысле свободна. Беременная я была им не нужна, а после рождения сына я наконец научилась постоять за себя, говорить им “нет”, а после убегать от них. Я бы спасла своего сына. Я бы не позволила ему расти в подобной среде.
Я осторожно ехала по городу, направляясь к центру, где моя квартира находилась в нижней части, недалеко от района Марина.
Это было не самое ухоженное здание, принадлежащее отвратительно коррумпированному домовладельцу, который предпочитал совать свои деньги в нос, а не оплачивать столь необходимый ремонт здания. Но это было дешево, и я не могла позволить себе ничего другого.
Когда я выезжаю на стоянку перед жилым
