Фрэнсис подошла к зеркалу, висевшему возле двери, ведущей в сад, и открыла рот.
– Что ты делаешь?
– Просто разглядываю свои зубы.
– Зачем?
– Мне кажется, что они выглядят такими же, как и прежде. И вообще, я не чувствую себя другой, не чувствую, что изменилась.
– Нет, но…
– Но нужно, наверное, учитывать, – мягко проговорила Фрэнсис, отходя от зеркала, – что у меня нет мужа и четырех детей, правда?
– Я не хотела сказать…
– Ладно, пойдем посмотрим на Дэйви.
Дэйви лежал в своей корзинке посреди родительской кровати, покрытый тонкой марлевой сеткой, как окорочен в кладовой. Они склонились над малышом. Он крепко спал, мягко посапывая, сжав в кулачки свои крохотные пальчики, похожие на креветки. Лиззи придерживала дыхание, чтобы случайно не разбудить сына. Фрэнсис подумала, как бы он себя повел, если бы открыл глаза. Стал бы плакать?
– Лиззи, – позвала она.
– Да, – откликнулась та, не сводя влюбленных глаз с Дэйви.
Фрэнсис выпрямилась и подошла к огромному шкафу, в котором хранилась одежда Лиззи. В его дверцу было встроено большое овальное зеркало. Оно давало мягкое, слегка размытое отражение, характерное для старинных зеркал.
– Я хочу тебе кое-что сказать.
Лиззи подошла к сестре. Они смотрели на свое отражение, стоя бок о бок, две высокие англичанки, с крепкой костью, широкоплечие, длинноногие, с густыми каштановыми волосами, постриженными в длинные „каре". У Лиззи была челка, а у Фрэнсис волосы свободно падали вперед, наподобие раскрытого птичьего крыла.
– Мы не красавицы, не так ли?
– Нет, но мы достаточно симпатичны. По-моему, мы выглядим весьма привлекательно.
– Для кого? – спросила Фрэнсис. Лиззи взглянула на нее.
– Что ты собираешься мне сказать?
Фрэнсис немного склонилась вперед, к своему отражению. Она послюнила указательный палец и провела им сначала по одной брови, затем по другой.
– Я открываю собственное дело. Лиззи изумленно уставилась на нее.
– Ты шутишь?
– С какой стати я буду шутить? Лиззи взяла сестру за руку и сказала:
– Фрэнсис, пожалуйста, тщательно все обдумай. Что ты знаешь о том, как вести собственное дело? Ты всегда работала под чьим-то началом, была наемной служащей…
– Точно, – сказала Фрэнсис, – и теперь с меня довольно. – Она мягко высвободила руку.
– Где ты возьмешь деньги?
– Там, где их обычно берут в подобных случаях. – Фрэнсис подняла воротничок своей блузки, засучила рукава жакета и повернулась боком к зеркалу, осматривая себя. – Немного в банке, немного у отца.
– У отца?
– Да. А что тут такого? Ведь вам с Робом он дал деньги, разве не так?
– Да, но это было… Фрэнсис не дала ей докончить.
– Только не говори, что тогда все было иначе! И теперь ситуация та же самая, просто я начинаю это позже и в одиночку.
Лиззи судорожно сглотнула.
– Да, конечно.
– Почему ты не хочешь, чтобы я начала свое дело? Лиззи подошла к кровати, села рядом с колыбелью Дэйви на лоскутное покрывало – их шила вручную жена одного фермера, живущего по соседству, и они хорошо расходились в салоне.
Фрэнсис осталась на прежнем месте, у шкафа, прислонившись спиной к гладкому холодному зеркалу.
– Мы – близнецы, – сказала Лиззи.
Фрэнсис склонила голову и внимательно разглядывала свои ноги с крупноватыми ступнями и добротные темно-синие мокасины. Она прекрасно знала, что хотела выразить Лиззи. В словах „мы – близнецы" не было досказано главное. Мы – близнецы, значит, мы составляем единое целое, вместе мы представляем из себя законченную личность. Мы похожи на два кусочка из картинки-головоломки, мы должны подходить друг другу, но не можем быть полностью одинаковыми.
Вслух Фрэнсис произнесла:
– Ты очень домашняя, Лиззи. Мне это нравится. Мне нравится ваш дом, твои дети доставляют мне столько радости. Но я не претендую даже на частичку этой твоей жизни. И в обмен мне должно быть позволено жить своей собственной жизнью, когда это нужно. А как раз сейчас мне это необходимо. Если у меня будет свое дело, твоего салона это никак не коснется, и это ничего не изменит в наших с тобой отношениях.
– Почему ты хочешь этого?
– Потому что мне уже тридцать два года и я достаточно разбираюсь в туристическом бизнесе, чтобы попять, что в этом деле я лучше многих людей, на которых работаю. Ты решила крестить Дэйви, и ты это сделаешь, а я приняла свое решение и тоже этого добьюсь.
Лиззи посмотрела на сестру. Она вспомнила их первый день в детском саду. Одетые в одинаковые зеленые фартучки для уроков рисования с вышитыми на них именами „Э. Шор" и „Ф. Шор", с волосами, туго собранными сзади в хвостик зелеными эластичными резинками.
– Ну и что это будет за дело?
Фрэнсис улыбнулась, закинула руки назад, приподняла волосы и опустила их обратно на шею.
– Необычные каникулы. Поездки по маленьким городам и остановки в затерянных гостиницах, даже в частных домах. Я начну с Италии, ведь все англичане сходят с ума по Италии.
– А как ты назовешь свою фирму?
Фрэнсис вдруг рассмеялась. Она, пританцовывая, сделала пару шагов по комнате.
– „Шор-ту-шор" – вместе с Шор к новым берегам!
Как и Дэйви, за пять лет фирма „Шор-ту-шор" неузнаваемо изменилась. Начиналась она в гостиной маленькой квартиры в Бэттерси, и начало это было весьма трудным, всего лишь с несколькими клиентами и многочисленными просчетами. Вскоре Фрэнсис поняла, что ей самой нужно будет проверять каждую кровать и стол, на которых предстояло спать и есть ее клиентам. И она отправилась на четыре месяца в Италию, где колесила по проселочным дорогам Таскании и Умбрии за рулем взятого напрокат „фиата", который служил ей и офисом, и платяным шкафом, а иногда и спальней. Перед поездкой она опасалась, что найдет Италию лишь красивым клише, где холодные англичане цивилизованно сбрасывают оковы пуританства, чтобы испытать приемлемую долю чувственности. Но, как оказалось, беспокоилась она зря. Фрэнсис поняла, что, хотя Италия и затаскана по тысячам романов и газетных статей, а ее природа послужила декорацией для тысяч фильмов, ни одно чувствительное сердце не сможет не затрепетать при первом же взгляде на силуэты покрытых оливковыми рощами и виноградниками холмов с пятнами красноватых стен и коричневатых крыш и искусно разбросанных среди них остроконечных свечек кипарисов.
Она начала устраивать своим клиентам небольшие поездки по таким местам. Некоторые туры проходили по виноградникам, другие были организованы специально для художников или фотографов-любителей, третьи носили характер маленьких экспедиций по следам этрусков, Пьеро делла Франчески или когда-то могущественных кланов, например Медичи. Она продала свою половину квартирки в Бэттерси проворной девушке, занимавшейся операциями с акциями, и переехала на север, на другой берег реки, в небольшой дом прямо у Фулэмской дороги. Фрэнсис пока не могла позволить себе купить его, поэтому платила ежемесячную ренту. Первый этаж она отвела под офис, а сама жила на втором, с прекрасным видом на соседскую вишню. Она наняла в помощницы девушку, исполнявшую обязанности референта и секретаря, а последние взятые в долг деньги потратила на компьютеры. Компании не исполнилось еще и четырех лет, как три известные турфирмы уже попытались выкупить у Фрэнсис ее дело.
