он мог?
А ты ему секреты в раз
За минуту сотни фраз
А он с другой, как и с тобой
Совсем другой, совсем не твой...
Хаммали и Навои «Птичка»
Проснулась я ранним утром и не по своей воле. Казалось, что нечто тяжёлое и нервно перебирающее конечностями уселось мне прямо на грудь. Карие глаза с золотистыми искорками напряжённо вглядывались в моё лицо. Они явно намекали мне, что я должна проснуться и озаботится о пропитании любимой племянницы. Мой тяжкий вздох, полный вселенской скорби, не разжалобил милое дитя.
- Аня! Ну, вставай! Вставай, давай! Поиграем, покушаем. Ааааа! Вставай!
Моя дорогая сестрица София, когда подкидывала мне Лизка во время школьных каникул, мягко намекнула мне, что рассчитывает на то, что я, проснувшаяся и бодрая, потащу мелкую на другой конец города в детский сад.
Не могу сказать, чем была обусловлена наивность Софии: её верой в то, что я просто не захочу возиться с этим очаровательным созданием, или же моей гражданской ответственностью. В общем, за последние две недели мы были в детском саду ровно никогда. Очень удобно, если честно, и забирать не нужно, однако есть один минус. И он значителен: ребёнок находился под моим присмотром, и отвечала за него тоже я. А это, знаете ли, чревато.
- Лизок, я знаю, что примерная тётушка так не поступает, но что ты думаешь по поводу пиццы на завтрак? Готовить я сегодня не намерена!
Выражение Лизкиного лица сообщало о том, что она вполне удовлетвориться пиццой. И коктейлем. И чипсами. Она весьма шустро свалилась с меня, размышляя о том, какая я чудесная, милая и самая – самая!
- Аня! ты должна понимать, что ты – самая лучшая моя тётя!
- Это потому, что я единственная твоя тётя! – Поспорив немного таким образом о родственных отношениях, я потянулась к телефону.
- Ты же понимаешь, милая, что это будет секретик? Наш с тобой? Вряд ли твоя мама обрадуется твоему меню.
Лизка судорожно закивала головой, и я стала опасаться за психическое здоровье любимой племянницы.
- Аня, и что, даже малохольному говорить не надо? А если он увидит? - Далее пошли предположения, каким образом будет осуществлён процесс «беспалевого» поедания пиццы в отсутствии Виталика.
Аккуратно подобрав упавшую челюсть с пола, пытаюсь деликатно сообщить милому созданию:
- Дорогая, так говорить нельзя!
Нужно ли говорить, что слова мои не возымели никакого действия.
- Ладно, дурачок твой тоже есть хочет. Жадничать нельзя!
Понимая, что с подобного рода заявлением не поспоришь, я и не стала заниматься этим бесполезным занятием. Пару раз звонила Сонька. Судя по голосу, всё у неё было отлично, и домой она явно не спешила. Наказы относительно воспитания племянницы становились всё строже: за ненадлежащий присмотр, воспитание и питание - кары страшные и неминучие. Я на всё сказанное Сонькой согласно мычала в трубку. В основном это были лишь одни незначительные междометия.
- Я надеюсь, хоть что – то из моих слов дошло до твоего мозга. – Она призадумалась. – Хотя откуда бы ему взяться? Ладно, давай упростим задачу по максимуму – просто корми вовремя Лизаветку. – Что на это можно ответить?
- Не волнуйся, всё будет в порядке!
Лишь горестный вздох был мне ответом.
- Аня, можно я порисую? Я вижу у тебя на столе чистые листочки! – Ощутив прилив сил и бодрости от этих слов, я галопом побежала к мелкой, выдала ей карандаши, бумагу, и, получив твёрдое обещание рисовать молча, гордо удалилась досматривать свой фильм.
Когда он уже закончился, а из комнаты, где занимался творчеством ребёнок, не доносилось и звука. Только теперь я поняла значение выражения «и сердце похолодело». Поскольку оно у меня действительно «похолодело».
Резко открыв дверь, лицезрела картину, от которой и у более психически устойчивого человека мог произойти нервный срыв: Елизавета с сосредоточенным видом рисовала на диване. Кресло уже было изрисовано. Поведя глазами по комнате, поняла, что ребёнок явно тяготел к абстракционизму, с небольшой капелькой кубизма. Оттенки свежие, немного размытые в центре, в общем – начинающий Пикассо. Я в отчаянии схватилась за голову:
- О, Боже! Что ты наделала! Мы же обсуждали с тобой тему пакости! Ты сидишь и тихо рисуешь – до меня стала доходить абсурдность своих слов. Действительно, Лизаветка рисовала очень тихо. Так что предъявлять мне, по сути, было нечего!
- Но почему ты не рисовала на бумаге?!
- Она закончилась очень быстро! А желание порисовать – нет! – ребёнок поднял на меня взгляд. Я зажмурилась на мгновение и резко выдохнула – в качестве холста было использовано и лицо маленького ангела. Ну а что – миленько, весёлая расцветка, команчи обзавидовались бы наверняка. С такими мыслями повела ребёнка в ванную.
- А какие краски ты взяла?
- Не знаю, Аня, у тебя в столе взяла. Далеко были закопаны, но я нашла! – карие глаза с золотыми искорками искрились счастьем.
Акрил! Аааа! Акрил!! Я выключила душ и стала наполнять водой ванную. Жилка на виске билась всё сильнее.
К чести Лизы, она сообразила, что сделала что-то не то, и успокаивающе похлопала по плечу.
- Не переживай, Аня, я ещё разлила немного краски на пол, но очень быстро вытерла. Следов точно не останется.
- А где же ты взяла эту тряпку?
- У Виталика в шкафу. Раньше, до того, как стать моей тряпкой, она была футболкой. Но такой, простой, не очень красивой, даже без рисунков и аппликаций. Только один маленький крокодильчик сбоку. И всё. Никто не расстроится!
Я стиснула зубы. Перед глазами была кровавая пелена.
- ...дорогая, нельзя брать чужие вещи без спроса!
- Клянусь, больше так не буду! – карие глаза с золотыми искорками были серьёзны, как никогда.
По здравому размышлению решив, что ребёнку не хватает свежего воздуха и лишь недостаток кислорода в мозгу провоцирует мою племянницу на совершение всяческих проказ, торжественно объявила о предстоящей прогулке. Счастью её предела не было. «Ну вот, всего то – ребёнка выгулять, а сколько эмоций»! Мы немедленно собрались и пошли в парк. Я присела на скамеечке, Лизок носилась вокруг с видом мелкой собачонки, которую не слишком заботливый хозяин