— Врагов? — переспросила Анастасия. Разве у меня есть враги?
Александра покачала головой.
— У всех есть враги, — веско заявила девушка, — а ты так прекрасна и так заметна, что у тебя они быть просто обязаны.
Анастасия рассмеялась.
— Поверь же, ангел мой, что у меня нет ни одного врага на белом свете, — сказала она, — моя фрейлина чересчур подозрительна.
Обе девушки засмеялись, словно бы всё, что они говорили, было простой болтовнёй, которая никак не касалась их жизни, как те новости, которые Анастасия слушала утром. Взявшись за руки, подруги, направились по устланной гравием дорожке к входу в пансионат, откуда они могли созерцать изящное здание, скрытое в тени мягкой зелени и которому южное утреннее солнце придавало большее очарование.
Девушки подошли к массивным деревянным дверям, Анастасия достала ключ-карту от электронного замка и приложила к белой панели возле двери. Замок улюлюкнул, и девушка потянула на себя открывшуюся дверь.
В этот самый момент, когда дверь распахнулась, сверху, возле самого косяка, как будто что-то щелкнуло и что-то тяжелое бесформенной кучей рухнуло вниз.
Девушки одновременно взвизгнули и отскочили в сторону.
— Что это? — испуганно и тревожно спросила Александра. Анастасия, сохраняя присутствие духа, хотя по её внутренностям полз липкий страх, осторожно двинулась вперед, стараясь разглядеть упавший предмет, но почти сразу закричала от ужаса и бросилась на шею к подруге. Перед ними лежало тело мертвой девушки с перерезанным горлом.
* * *
— Детектив, это здесь! — воскликнул парень в темно-синей милицейской форме. — Его местный дворник обнаружил!
Было около десяти часов утра. Небо над столицей Понти́и — городом Борисфен — заволокло плотными серыми тучами, и тонкими металлическими стрелами падал осенний дождь.
Старший детектив-инспектор оперативно-розыскного бюро Ксения Игоревна Авалова стояла у стены покосившегося от времени дома старой постройки, не этих модных, металлических небоскребов, заполонивших столицу, и кутаясь от дождя в чёрную кожаную куртку, наброшенную поверх коричневого шерстяного, под горло, свитера, жевала грецкий орех, наблюдая за тем, как постовые огораживают место происшествия красно-белой лентой.
Знакомая картина, которую она видела много раз, словно бы сошедшая с экрана телевизора. Киношники любят такие сюжеты. Убит молодой мужчина — документы при потерпевшем. У подъезда припаркована его черная «Тойота». Для полной картины не хватало, чтобы стрелки часов стояли где-то от трех до пяти утра. Что ж, спасибо господину киллеру, что поберег сон работников милиции до восьми.
— Другие свидетели есть? — флегматично спросила девушка, сбивая мокрую грязь, налипшую на легкие мокасины. Ей было неимоверно скучно.
— Нет, — сказал оперативник, — лишь этот дворник. По существу дела сообщил только то, что киллер вроде бы запрыгнул в большой джип. Ни номера, ни марки, ни даже цвета он не запомнил, показывал только направление, в которое двинулась машина. Я велел опросить всех, чьи окна выходят во двор, но безрезультатно. В трех квартирах нам никто не открыл, а в ещё одной живет семья с ребенком, они ничего не видели и не слышали.
Девушка усмехнулась. Когда было иначе?
Ксения Игоревна Авалова была привлекательной спортивной особой двадцати девяти лет отроду, с сосредоточенным лицом, копной бархатных каштанового цвета волос, собранных сзади в мощный хвост, и большими, глубокими серо-голубыми глазами.
Околоточный поднял ленту и пропустил Авалову вперед. Не дожидаясь его, девушка пошла к стоявшей чёрной машине, её огромные яркие глаза внимательно смотрели вокруг, не упуская ни одну деталь.
Сквозь широко распахнутую водительскую дверь был виден беспорядок, царивший в салоне автомобиля, по всей видимости, там что-то искали. Авалова бросила взгляд на левое переднее колесо, возле которого лежало тело мужчины на вид не старше тридцати пяти, одетого в серый меланжевый костюм.
Ксения натянула на свои руки белые резиновые перчатки и, наклонившись, осторожно приподняла тело. На шее мужчины виднелась тонкая резаная рана.
— Шесть лет на этом околотке, всякого насмотрелся, но такого никогда не видел, — прокомментировал околоточный, — обычно-то как, или заточкой пырнут, или стреляют, а здесь такой удар странный…
Ксения коротко кивнула.
— Личность установили? — спросила девушка.
— Установили, — раздался за спиной голос её напарника Мациевского. Анатоль, невысокий, плечистый парень, с короткими жесткими волосами и большими ушами, протянул ей темно-синее удостоверение депутата.
— Судя по официальным документам, Левицкий Андрей Владимирович, депутат городского совета, а судя по визитке, ещё и руководитель общественно-политического движения «Республика зовет».
— Многозначительное название, — констатировала девушка, — и поэтому резонанс будет общественным.
Мациевский фыркнул.
— Меньше денежки надо любить нашим депутатам, — заметил оперативник, — работал бы по закону, был бы жив.
— Так, может, он и работал по закону, — заметила девушка, заглядывая в салон автомобиля, — и кого-то это не устроило.
— За это не убивают, — заметил Анатоль, — по крайней мере, у нас.
— Ладно, — обронила Ксения, — разберемся, — девушка повернула голову в сторону околоточного, — а вы убитого хорошо знали?
Околоточный пожал плечами.
— Нет, — сказал он, — я его только по телевизору видел, а здесь никогда.
Ксения насупилась. Уже становилось интереснее.
— Значит, он здесь не жил? — догадалась девушка.
— Нет, — покачал головой околоточный, — по паспортным данным он зарегистрирован на улице Правды, дом одиннадцать.
— Что же он тогда здесь делал? — в пространство спросила Авалова.
Околоточный пожал плечами.
— Возможно, пробку объезжал, — сказал он, — дорогу на аэропорт уже два месяца делают, проехать совершенно невозможно, а дворами самое то.
Ксения кивнула, продолжая обшаривать своими большими глазами салон. Её что-то манило, что-то, что пока было скрыто от её глаз, но то, что она обязательно найдет. Она всегда находила.
Думай, сказала себе Авалова, представляй картину. Он приезжает сюда и выходит из машины и здесь на него нападает убийца, но если он вышел, значит, он не объезжал пробку или убийца сидел в машине вместе с ним. Он мог потом вытащить его из машины, чтобы мы думали, что Левицкий выходил.
