он художник, и его краски – слова. Рисует он ими хлёстко, метко, пронзительно.
Звёзд на небосклоне не счесть, но есть самые яркие. Искать их не нужно, не нужно вглядываться – сами бросаются в глаза.
От переизбытка эмоций, от осознания, так и не пережёванный кусок пончика угодил куда-то вглубь моего горла. Организм, конечно же, сразу отреагировал – бросился меня спасать, разразившись приступом кашля.
Парень подскочил, как ошпаренный, и кинулся ко мне со словами:
– Эй! Ты в порядке?
Я только могла кивать головой, а он прижал ладонь к месту между моих лопаток, раздумывая, можно похлопать или нет, или это только усугубит моё положение.
Прокашлявшись, пришлось извиниться. Может быть, он бы заметил, как сильно я покраснела, если бы не инцидент, а так багровые щёки и алые пятна на шее вполне себе сошли за последствия несостоявшейся смерти от удушья.
Ничуть не колеблясь, он уселся рядом и стал наблюдать за тем, как солнце окончательно отрывает свой край от горизонта, обещая миру новый день.
– Можно откусить? – спросил парень, сжимая своей ладонью мою вместе с пончиком, и, не дожидаясь ответа, оттяпал половину.
– Угу. И запить тоже.
Я протянула ему стакан, а он, не отрывая глаз от небесного представления, сделал целых три щедрых глотка. Меня обуяло чувство, близкое к эйфории. К экстазу. К оргазму души.
И я произнесла:
– Это было правилом для двоих…
Он замер, перестал жевать, и я слишком долго ощущала щекой и виском его взгляд, но так и не повернулась, чтобы встретиться. Я ждала, что он продолжит, завершит свою мысль на новый лад. Но ошиблась, он не проронил ни слова.
Потом мы брели по набережной, он что-то весело рассказывал о своих друзьях, сыпал анекдотами, я шокировала его историями студентки медицинского. Когда солнце поднялось высоко и лучи его стали смело кусать за плечи, зазвонил телефон. Не мой.
Он ответил, пообещал кому-то на том конце Вселенной скоро быть, и улыбнувшись на прощание, сказал:
– Мне пора.
– Пока, – согласилась я.
Вечером открыла его страницу в соцсети. Поклонники неистово лайкали новую публикацию, как всегда с закрытыми комментариями.
Раз в полгода. Примерно раз в полгода он появлялся и радовал тех, кто ждёт. А потом и вовсе пропал. В комментах к старым репостам потянулись слухи, будто бы поэт женился, завёл детей. Но, как водится, никто ничего не знал наверняка.
Я посмотрела на цифру, обозначающую количество подписчиков. Сто тысяч. Сто тысяч влюбленных в его мысли. И как минимум один в него самого.
Конец
Всё выдумано, любые совпадения случайны. На рассказ вдохновило стихотворение Джио Россо «Мы играли весело» и его душевное прочтение от Ольги Морозовой – есть в свободном доступе в сети.
Хочу выразить благодарность поэту за творчество и разрешение процитировать стихотворение целиком.
Джио Россо, Мы играли весело
Мы играли весело целый год: я стоял на месте, ты шла вперёд. Ты держалась курса, я метил в цель. В промежутках были: коньяк, постель, сигареты, кофе, цветной экран, поезда, подземки, огни реклам. Кавардак, сумятица, ерунда;
ничего о нежности,
ни-ко-гда.
Это было правилом для двоих: ничего не значащий перепих. Не касаться сердца, не лезть в нутро, счёт вести по станциям на метро. Знать привычки тела, но не души, нет обета верности – нет и лжи. Не учить, не строить, не приручать. Проходить маршрутом: такси-кровать.
Не стрелять в затылок, не бить под дых –
это было правилом для двоих.
Это было правильным – мир жесток. Если только выставишь голый бок, если только скинешь с себя броню, то сейчас же выкосят на корню. Если дашь предательски слабину, то разбитым бригом пойдёшь ко дну. А решишь открыться, ну что ж, держи: получай картечью по струнам жил. Будь сожжённым заживо, но терпи, только опыт в памяти закрепи. А любовь – лишь фикция, просто страсть, половые фрикции, пот и грязь. Коматоз рассудка, прыжок во тьму.
Ни к чему нам всё это.
Ни к чему.
Мы играли весело целый год: покрывался звёздами небосвод, снег летел на шапки, свистел Борей, теплотрассы нежили голубей. Ты смеялась весело и легко, и ловила искорки языком. И зачем-то в рёбрах сердечный ком трепыхался каменным мотыльком. И зачем-то я растерял запас всех банальных слов, всех избитых фраз. Растворились уличный шум и гам, и народ, что двигался по домам. Я стоял, заполнившись вдруг свинцом, и держал в ладонях твоё лицо, повторяя пальцами контур скул.
Я пропал, любимая,
я продул.
