Книга О чём молчат рубины - Фунтик Изюмов

кому-то ещё? Пусть даже своему сыну? Мы решили, что нет. Слишком велик будет соблазн у нового владельца стать ещё более могучим. Ведь, открыв печать, купаясь в потоках магии, он и в самом деле станет повелителем колоссальной, чудовищной мощи. Да и без этого, увидев, как умирает человечество, наследник расколет рубин, чтобы не остаться в одиночестве. Нет ничего страшнее для человека, чем безнадёжное одиночество! Даже смерть краше!

Так что же сделает предатель? Если уничтожить камень, по понятным причинам, нельзя? Бросит в бездонный колодец? Закопает на сорок метров среди песков пустыни? Спрячет в узких проходах одной из бесчисленных пещер? Может быть, я или Решехерпес так и поступили бы. Лично я швырнул бы камень в морские глубины, а Решехерпес склонялся к тому, чтобы забросить рубин на вершину самой высокой горы, куда не ступала и никогда не ступит нога человека. Но это мы! А как поступит негодяй Нишвахтус?..

— Он не будет прятать рубин!!! — порывисто вскочил со своего места Деверолит, — Он… он продаст его какому-нибудь купцу! И будет злобно хихикать, зная, что человечество может спастись, но не спасётся! Это сумасшедший маньяк! Мерзкий придурок! Он… он… он готов всю Землю спалить, лишь бы добиться своих замыслов!

В другое время Фарн одёрнул бы торопыгу. Но сегодня он только медленно и задумчиво покивал головой.

— Мы с Решехерпесом тоже так решили, — согласился он, — Что Нишвахтус прятать камень не будет. И это ещё один довод за отправку нашего человека в будущее. В надежде, что не дальше дневного перехода… Это же в тысячу раз облегчит поиски!

Катавалик и Окроник должны были подготовить пентаграмму…

— Готова! — привстал со своего места Катавалик, — Нужные руны начертаны на расчётных местах! Свечи подготовлены. Мы поговорили с Решехерпесом и решили, что иные руны, которые уже были выбиты, не помешают процессу…

— Вы поговорили с Решехерпесом?! — для Фарна это оказалось неожиданностью. Довольно неприятной неожиданностью! Кто-то о чём-то договаривается за его спиной?

— Точнее, это я с ними поговорил, — проскрипел старик Решехерпис, — Вопрос был слишком важный, чтобы пускать на самотёк…

— Ну, хорошо… Значит, пентаграмма готова?

— Вполне готова! — Катавалик сел на место.

— Готова, — подтвердил и Решехерпис, — Лично проверил.

— Это хорошо… — успокоился Фарн, — Значит, осталось решить последний вопрос. Кого будем отправлять.

— Это плохо! — возразил старик, — Плохо, что мы вообще вынуждены заниматься подобным! И я опять возражаю против кандидатуры этого эллина! Я требую, чтобы мы использовали египтянина! Шермехаториса или Ахметиракаса!

Ну, вот, проболтался, старый верблюд! Теперь все будут знать, что кандидатура уже обсуждалась и вызвала споры. Фарн с досады закусил губу.

— Да, мы обсуждали с Решехерпесом кандидатуру, — устало выдохнул он, — И да, мы не пришли к единому решению. И я готов повторить Совету свои доводы. Если Решехерпес не изменил своего мнения. Тогда бы я просто назначил кандидата…

Решехерпес упрямо промолчал, и Фарн, полуприкрыв глаза, начал:

— Он моложе всех, это раз! Кто знает, на сколько долгих лет затянутся поиски? К тому же этот эллин обучался воинским искусствам. Мало ли какие препятствия встретятся у него на пути? С какими врагами придётся сражаться? Тогда молодость может играть решающую роль! Он бледнее, чем египтянин. Если его судьба забросит в любой конец мира, хоть в Индию, хоть в Персию, хоть к варварам, везде он может сойти за своего. Индийцы сочтут его просто светлокожим индийцем, а варвары — слишком загорелым на солнце варваром. Это два. Он из знатной семьи. У него есть в Афинах влиятельные родственники. И, помяните моё слово, Эллада близится к своему расцвету. Поэтому не надо сбрасывать подобное обстоятельство со счетов. Это три. Несмотря на то, что он эллин, он до конца ногтей привержен нашему делу. И постиг его в совершенстве, несмотря на молодость лет. Проверен в деле и неоднократно. Я подумывал в введении его в состав Совета, когда… э-э-э… когда Решехерпес уйдёт на суд Осириса и богиня Маат будет взвешивать его сердце[2]. Это четыре. И пятое — он гораздо изворотливее всех нас вместе взятых. Он не погнушается поговорить с рабом или расспросить девицу, чья профессия — ублажать мужчин. Думаю, Шермехаторис и Ахметиракс ещё будут раздумывать, не запятнают ли они подобными разговорами свою честь, да и общаться с «низкими» людьми будут наморщив нос, и вполне может быть, что упустят важную информацию. А этот эллин не потеряет след. Он будет идти до конца. Я ему доверяю. Это шестое, если кому-то мало первых пяти. Я. Ему. Доверяю.

Нам некогда голосовать обычным способом, чёрными и белыми камушками. Я спрашиваю прямо и открыто: кто из вас за какого кандидата? Решехерпес?

— Ахметиракс!

Вот упрямый старик!

— Апишатурис?

— М-м-м… моим учеником был Шермахоторис… Я не могу предать ученика!

Они что, сговорились? Фарн почувствовал, как по лбу сползает капля пота.

— Катавалик?

— Андреас!

Уф-ф, по крайней мере один голос уже есть!

— Деверолит?

— Я… я… я склоняюсь к Ахметираксу…

Это не Совет! Это клубок змей какой-то! Если сейчас Окроник выскажется за Шермахоториса, то каждый кандидат наберёт по два голоса. И что прикажете делать?

— Окроник? — голос Фарна непроизвольно дрогнул.

— Андреас!

— И мой голос тоже за Андреаса. Итого, три голоса за него. Включая меня, как председателя. Надеюсь, теперь никто не будет возражать? Особенно ты, Решехерпес?

— Я подчиняюсь Совету, — процедил старик, неприязненно покосившись на Фарна, — Совет пошёл по следам твоего красноречия, словно караван по следам верблюда-вожака, и я вынужден делать то же самое. Это не значит, что я против тебя лично. Ты мне друг, и ты это знаешь. Но я против этого эллина! Я вообще начинаю думать, что мы зря затеяли наше предприятие.

— Если повернуть слона, вломившегося в чащу, он поломает вдвое больше деревьев, — покачал головой Фарн, — Мы уже начали дело. Наш слон уже вломился в чащу.

— Я понимаю, — мрачно пробурчал Решехерпес, — Умом понимаю. А сердце гложут сомнения, будто шакалы павшего буйвола! Но, ты прав Фарн. Некогда поворачивать слона. Времени нет совершенно. Эй, ты, эллин! Подойди сюда!

Один из троих юношей, самый светлокожий, сделал несколько шагов вперёд.

Лёгкие, уверенные шаги, сильное, гибкое тело, прямой, открытый взгляд, тонкая, всего в мизинец толщиной, жреческая цепочка на шее. Пока ещё тонкая. Если этот парень выполнит своё предназначение, она может сильно потолстеть! Пусть, лишь бы выполнил дело!

Молодой жрец склонился в почтительном поклоне, не меняя положения рук.

— Распрямись и посмотри мне в глаза! — сурово приказал Решехерпес.

Юноша распрямился. Пару минут старик буравил молодого жреца взглядом. Тот не шелохнулся, не отвёл глаза в сторону.

— Понимаешь ли ты, — свистящим