и комки бумажных салфеток.
— Тебе помочь? — улыбается Вера. С ней мы сдружились через ее мужа, которому в свое время Валов подлатал коленку. Какая-то большая шишка в силовых структурах, сам он на такие посиделки выбирается нечасто. А вот Вера, которая поначалу приходила к нам исключительно с мужем, со временем влилась в компанию и стала неотъемлемой частью всех наших праздников.
— Нет, Вер. Тут совсем немного осталось.
— Тогда я пойду, а то что-то голова разболелась.
— За тобой приедут?
— А то, — отвечает с невесёлой улыбкой. Веру можно понять. Из-за специфики работы ее мужа Вере положен водитель с охраной. Я даже представлять не хочу, как это надоедает.
— Хорошо. На тебе и правда лица нет.
— Мутит.
— Может… — делаю паузу, давая Вере возможность самой выбрать — обсуждать со мной ее потенциальную беременность или воздержаться.
— Не-е-ет, Эль. Все мимо.
— Может, тогда ЭКО? — с максимальным тактом интересуюсь я. Все-таки Вере уже за тридцать, а Семену вообще хорошо за сорок. И хоть они здоровы, время сводит на нет их попытки зачать естественным образом.
— Шведов мне уже весь мозг выел на этот счет. — Вера останавливается возле двери и растерянно озирается, видно, вспоминая, куда повесила куртку.
— Сейчас помогу, только тарелки отнесу, ага? — говорю я, но не успеваю ничего сделать. Потому что в глубине коридора показывается Юра.
— О, Вер… А ты чего — уже домой?
Никогда я не видела своего мужа настолько пьяным, что его даже слегка штормит. Вера тоже удивлена. Вздернув брови, наблюдает с улыбкой за Юркиным неуверенным продвиженьем вперед.
— Что это Юрий Игоревич так расслабился? — интересуется шепотом.
Поделиться? Я не замечала за Верой любви к сплетням. Но учитывая то, что ей, возможно, придется в будущем пережить процедуру ЭКО… Нет-нет. Что пугать человека?
— Понятия не имею. Может, кризис среднего возраста? Кто из нас биолог?
— При чем здесь биология? Это к психологам больше, впрочем, насколько мне известно, продолжительность жизни и технологический процесс сильно этот момент отсрочили. В той же Японии тридцатка сейчас — это как наши восемнадцать. Ой…
Да, ой! Оборачиваюсь на грохот и бегу к кухне. Юра валяется на полу.
— Ты в порядке?
— Ага. Поскользнулся на… Кимчи? Какого черта… — моргает тот осоловело. Вглядываюсь в расфокусированные глаза, такие мальчишеские сейчас! У меня сердце сладко екает. И все плохое забывается. Сразу… Сходу, стоит только в них окунуться. Обнимаю этого дурачка. Смеюсь ему в шею, вкусно пахнущую парфюмом, который сама ему и выбираю.
— Боже! Юрий Игоревич, да вы в дрова… — шепчу сквозь приступы смеха.
— И ничего не в дрова. Ик.
— В дрова. На ногах не стоишь.
— Это потому что кто-то раскидал по полу капусту. Ик. Ты не знаешь, кто?
— Знаю. Твой любимый сынок. Я убрать забыла. Прости, — веду носом по колючей щеке, лащусь. Юра ладонями по моей спине проходится. Обхватывает пятерней грудь.
— Сынок? А разве у меня есть сынок, а-а-а, Эля-я-я? — пьяно тянет муж, сталкивая меня в ледяную бездну. Я делаю глубокий отчаянный вдох, отпихиваю его и встаю. Потому что его руки сейчас ощущаются путами, которые тащат меня ко дну.
— Проспись. А потом поговорим.
Выхожу из кухни, повторяя про себя как мантру: «Он так не думает, он так на самом деле не думает! Нет-нет-нет. Юра протрезвеет и извинится». Потому как даже если на ЭКО что-то перепутали (а это вообще полностью исключается), он же это все со мной пережил. Он радовался беременности! Он на руках меня носил и ездил по ночи за город в теплицу, потому что мне захотелось «помидор с грядки». А как Юра плакал, когда ему положили Мишку на грудь? Да мне вообще на мужа грех жаловаться. Валов идеальный отец. Мне все подруги завидуют. Он и памперсы Мишке менял, и кормил, и купал, и гулял с ним, даже когда сам падал от усталости. Он возил его в поликлинику, снимал на видео все достижения и, раздуваясь от гордости, постил в соцсети. Первую Мишкину улыбку, первый зуб, первый шаг. Он учил его плавать и ездить на самокате. А этой зимой обещал поставить Мишку на лыжи.
— Эль, ты в порядке?
Моргаю. Сквозь слезы проступает побелевшее лицо Веры. «Какая она красавица», — мелькает в голове совершенно не к месту. Кудрявая, тонкая, но фигуристая.
— Да, конечно. Пойдем, провожу. — Отворачиваюсь к шкафу, достаю куртку.
— Ты прости, я услышала… — смущенно кусает губы Вера, выходя вслед за мной во двор.
Она случайно услышала, Бутенко случайно прочитал. Новости распространяются со скоростью лесного пожара, что в прошлом году слизал всю растительность с расположенной в тридцати километрах от нашего дома сопки. С моря дует, я зябко ежусь. Перевожу взгляд на темный Мерседес, на котором за Верой приехали.
— Ой, да было бы что! Пьяный бред.
— Мне никогда не нравились шутки про Мишку Япончика. Это надо придумать — называть ребенка прозвищем отморозка. Кажется, это пошло от твоего свекра?
— Папа не со зла. Да и разве он виноват, что за ним подхватили все наши? — заступаюсь за свекра. — Извини, Вер, не хочу сейчас об этом. Давай, пока. Спасибо, что нашла время заскочить.
— Да-да, конечно, прости. И не обращай внимания на этих идиотов. Если копнуть, здесь у каждого местного в предках можно найти азиата.
Это правда. Кто только ни жил в наших краях: корейцы, японцы, китайцы. Я хоть и не доучилась, знаю, что некоторые генетические особенности запросто могут проявиться через несколько поколений. Киваю, мол, да-да, конечно. Вера коротко меня приобнимет и перед тем, как скрыться за тонированными стеклами Мерседеса, слегка сжимает в своей руке мою ладонь. Наверное, я выгляжу совсем жалко, раз уж даже не особенно тактильная Вера решила меня обнять. Знаете, бывают такие люди, личное пространство которых будто обнесено забором? Вот Вера такая. Из-за этого самой бы мне даже в голову не пришло ее коснуться или чмокнуть в щеку, как у нас заведено с некоторыми подругами. М-да…
Запахнув куртку плотнее, гляжу вслед удаляющимся фарам, а когда Верина машина скрывается за поворотом, сворачиваю к морю. Дом свекров расположен, пожалуй, в самом элитном районе, находящемся в городской черте. Но коммунальщики даже здесь на все забили. Кое-где оголились бетонные укрепления и ржавые опоры. Плитка то тут, то там пообваливалась, земля просела, а лестницы повело. Однако все равно здесь очень красиво. Удачное место — налево маяк, направо — новенький мост, соединяющий остров с материком.
Бреду к воде. Прошлогодний сухостой цепляется за брюки. Натянув куртку на задницу, усаживаюсь на скамейку. Пляж тут считается непригодным для
