худой конец, грифона. Но у меня подобного средства передвижения не было. Для дальних поездок я вызывала дракона. А жила я рядом с университетом. Смысл заводить дорогостоящего питомца, когда тебе это, во-первых, ударит по карману. А во-вторых, смотреть «во-первых». Да и негде мне было его держать. Я снимала маленькую, но очень симпатичную квартирку на Грайсвенор-стрит. До работы мне было минут десять пешком. Стоило перейти дорогу, пройтись по Блэнк-авеню, и — вуаля! — я на месте. Содержание же животного обошлось бы мне в половину зарплаты. И пришлось бы снять жилье где-то на окраине города, ближе к кварталу бедных. Перемены в худшую сторону касались бы и условий проживания: такие квартирки были не только маленькими, но и бедно обставленными, с ужасным ремонтом (а то и без него), с минимальными удобствами или без них. Криминальная обстановка таких районов тоже была не в их пользу. Заведи себе там грифона и на следующий день спокойно можешь покупать другого. А если не можешь, то пешком, но уже не пять — десять минут, а часа два-три до работы. Я была девушкой разумной. И сделала разумный выбор. Завела золотую рыбку (которая прожила у меня целых три дня и отдала богам душу) и сняла квартиру на Грайсвенор-стрит.
Дома первым делом я сбросила жесткие туфли, которые хоть и были красивыми, со стильной вышивкой, но жутко неудобными. Испытав облегчение, я прошла в одних чулках, задрав юбку и засунув ее за пояс, словно прачка бедного района, на кухню. Поставила чайник, заглянула в кладовую. На полках стояли две банки джема, лежали подсохший хлеб и сыр от Тофю. Я была ужасным любителем сыров и ярой поклонницей господина Т. Тот был лучшим изготовителем на всем восточном побережье. На сыре и кофе я никогда не экономила. Я могла купить платье с распродажи, могла две недели питаться только хлебом и водой, но потом всегда возвращалась к Тофю и кофе от Верси. Госпожа Верси была не менее знаменита, чем господин Тофю. Оба были истинными, не побоюсь этого слова, магами. А то и больше, не иначе как волшебниками. Потому что их товары были вне рамок любой известной мне магии. А о магии я знала если не все, то столько, сколько не знал и наш ректор.
В коридоре задребезжало заговоренное зеркало. Звук был противный, под стать самому изделию. Пускай, это изделие и было моих рук работой (экономия и еще раз экономия), но ненавидела я его будто подброшенное и проклятое заодно.
Пришлось уйти от кладовой, шикнуть на перемалывающий кишки желудок и отправляться к зеркалу. О заправленной юбке я как-то забыла. Но ничего страшного не случилось. Мой позор остался между мной и моей подругой, которая сама выглядела как жертва охоты на ведьм.
— Лулу!
— Привет, родная, как ты?
— Я-то хорошо, а вот что с тобой? Ты…
— Ой, брось, знаю, близнецы сегодня впервые пошли. Представляешь?!
Дальше я слушала монолог обо всех радостях и прелестях материнского счастья. Как пошли, как разбили (тоже впервые), как съели, как покакали (это уже не впервые, но тоже сопровождалось кучей восторгов). Я терпеливо слушала. И ждала оглашения причины столь позднего звонка. В будний день. Как правило, подруга могла вызвонить мне или ранним утром до работы, или днем в выходной. И пригласить на прогулку или чашечку чая с молоком. Этот напиток я не очень любила, но пила его из солидарности. Целитель настрого запретил Лу пить кофе (она все еще кормила грудью), и мы обе делали вид, что чай — наше спасение от всех бедствий этой жизни.
Не выдержала и зевнула. Это послужило знаком для Лу. Она всегда была девушкой смышленой. Жаль, что не хватило смекалки избежать брачных уз. Но кто я такая, чтобы ее судить. Мы с Лу в свое время были двумя белыми воронами в магическом университете среди первокурсников и единственными девушками на магистратуре. Нас интересовала только учеба. Вместе и преподавали, пока Лулу случайно не споткнулась на лестнице и не упала прямо на голову сыну мэра, молодому мужчине тридцати двух лет от роду, неженатому, с красивыми голубыми глазами и гордым именем Клодий Шатье Турк. История могла бы многим показаться романтичной, если бы оба не попали в больницу. Мужчине досталось больше — открытый перелом левой кисти и сотрясение, Лу отделалась трещиной в правой руке и вывихнутой лодыжкой. И не знаю уж, как они там подружились. Но со дня выписки парочка не расстается. Не успела я моргнуть, как моя подружка — синий чулок вместо обсуждения спорных теорий бытовой магии обсуждает, как покакал Валек и сколько зубиков у Луко. Жизнь — удивительная штука.
— Какие у тебя планы на завтра? — Подхватив одного из близнецов, Лу начала его укачивать. Кажется Луко. Но я могу и ошибаться. Дело было не во внешности, я их различала в силу наблюдательности и логики — Луко был в шапочке с буквой «Л» по центру. Родители братьев не признавались, но и тут мне подсказала логика, что эти миленькие шапочки и рубашечки с буквами «л» и «в» не столько изящное украшение, сколько возможность не путать своих сыновей.
— Поспать? — предположила я. И вздохнула. Сейчас мне хотелось больше, чем спать, только есть. Но вежливость у меня в крови, а любовь к подруге еще глубже — она сама как часть меня.
— Отлично, — закивала Лулу сыну. И просюсюкав какую-то глупость, вроде «мой масюпусик, мамуську любит, мамуська тоже любит масюпусика», переключилась на меня. — Завтра приезжает в гости Роксан, ну, помнишь? Брат брата, сестра сестры…
Она сама не знала, кем он приходится ее мужу, и, полагаю, не знал и ее супруг. Родственник десятая вода на киселе. А знала я о нем с тех пор, как моя подруга встретила свою любовь. У счастливо влюбленных есть такое нехорошее качество: как только они устраивают свою жизнь, начинают устраивать ее остальным.
— Надолго?
— О, я не знаю, Кло уверяет, что это деловая поездка, и брат не пробудет у нас долго. Но, думаю, если вы понравитесь друг другу… — Тут я очень громко и печально вздохнула. Подруга смолкла, посмотрела на меня строго, будто это я их вазу разбила или покакала плохо. — То он задержится подольше.
Припечатала она тем самым тоном, которым отчитывала Луко и Валека. Ну, или мужа, когда тот забывал выйти на связь в положенное время (перед выходом с работы Клодий всегда оповещал подругу, что скоро будет дома, что давало ей возможность из мамочки-ведьмы превратиться в принцессу-жену).
