переписали. — Биссектриса Геннадьевна презрительно дёрнула веком и вместо намечавшегося «отл.» черканула оскорбительное для Люси «хор.». А в заключение добавила: — Раскольников был по натуре… добр.
Готовила Люся неважно, но мириться с этим не желала. Как-то вечером она затеяла мороженое. Купить его было бы проще, но хоть Люся и не застала эпохи пионеров, лёгких путей она не искала.
Денис пришёл, когда она уже полчаса насиловала миксером ядерную массу из сливочного масла, молока и сахара.
— И что это будет? — спросил Денис.
— Контекстуальный суррогат мороженого, — хмуро отозвалась Люся.
— Кто?
— Как бы его переосмысленный эрзац.
— Ну то, что это эрзац, я вижу. Только на мороженое он мало похож.
— В крайнем случае, можно фрактально конвертировать его в тесто и испечь пирог. Квинтэссенция теста у нас уже имеется.
— Люсь, хватит говорить со мной на каком-то жаргоне! — оскорбился Денис.
— Нормальный филологический социолект, — пожала плечами Люся.
— По-моему, ты тупо умничаешь.
— Неправда, я всегда так изъясняюсь, когда готовлю. Обычная попытка компенсировать недостаток навыков знаниями.
— Женщине полезней уметь стряпать, чем болтать мудрёные слова, я так считаю.
— А мужчине полезней рубить дрова, чем пить пиво, — и что? Каждый делает то, что умеет. Ничего не поделаешь, если болтать мудрёные слова всегда выходило у меня лучше, чем стряпать.
Тогда Денис впервые посмотрел на свою девушку с подозрением. Мороженое не состоялось, зато состоялся крайне маслянистый пирог.
Восьмого апреля Денис позвал Люсю на свой двадцать третий день рождения.
Среди гостей были три его друга, а также по неясным причинам зачисленная в друзья бывшая девушка Надя, весь вечер старательно смотревшая на Люсю с притворной небрежностью. Та рассеянно отметила, что бывшая Дениса недурна собой и тоже блондинка, только, в отличие от Люси, крашеная — последнее обстоятельство порадовало её особенно.
Люся вручила имениннику дартс и самодельную открытку, на которую были употреблены разноцветный бисер, перья из подушки и засохшая акварель. Денис долго изучал её рукотворный шедевр.
— «Аз тебе жалею». Ты чё, со мной из жалости?
— Это «я тебя люблю» по-старославянски. Глагол «любити» означал тогда плотскую любовь, а «жалити» — настоящую.
— «Эго се филео», — напряжённо прочитал Денис.
— А это то же самое, только по-древнегречески.
— А нормально написать нельзя было?
— Ну я же всё-таки филолог, — смутилась Люся. — Из филфака вообще нормальными не выходят.
— А тут вообще по-английски. Чё это такое — «дже таим»?
— Je t’aime, «я тебя люблю» по-французски. Это мне Катя подсказала.
«Ты где?» — тут же написала помянутая Катя.
«Я на дне», — быстро отрапортовала Люся.
«Лысюк, тебя куда занесло?!»
«Я на дне рождения Дениса».
«А-а. Ты там, небось, скучаешь среди его “высокоинтеллектуальных” друзей?»
«Неправда, мне тут очень нравится!»
Десятого апреля была дата — месяц со дня знакомства. Денис позвонил, когда в предвкушении его прихода Люся ответственно натирала себя йогуртовым кремом.
— Люсь, — сумрачно начал Денис.
— Что?
Он несвоевременно прокашлялся.
— Люсёнок, у нас с моей бывшей… Ты ж её помнишь? Короче, снова… того.
— Чего? — Люсю всегда раздражало его неумение связно выражать свои мысли и расчленённость высказывания, свойственная разговорной речи.
— Ну снова… того… закрутилось, — выдавил наконец Денис и, будто спохватившись, добавил: — Ты извини.
Крем был немедленно послан к чёртовой матери.
— Почему?!
— Мне с ней как-то… легче. А ты для меня сложная какая-то. И странная.
Пять минут спустя Люся неистово швыряла по полу швабру.
— Я прекрасно проживу без него, я прекрасно без него проживу, — твердила она. — Ну и пошёл ты! Всё отлично, всё хорошо…
«ТО ЕСТЬ СОВСЕМ ПЛОХО».
Трудовая терапия не помогла — Люся села на мокрый пол и разревелась. Такой её и застала Катя.
— Лысюк, что с тобой?
— Его сонет превратился в памфлет.
— А конкретней?
— Не любит он меня больше.
— А разве любил?
Люся зарыдала ещё пуще.
— Денис меня бросил. И он меня бросил!
Катя многозначительно помолчала, а потом призналась:
— Если честно, то я за тебя рада.
— Почему это? — звонко всхлипнула Люся.
— Вы друг другу совершенно не подходите.
— Неправда. Когда я без каблуков, мы одного роста.
— Я не об этом, — отмахнулась Катя. — Вы стоите на разных ступенях развития. Хотя… глядя на тебя сейчас, я начинаю в этом сильно сомневаться.
Люся принялась вытирать глаза.
— Зато он красивый и сильный.
— Где сила, там уму могила. Люсь, вообще-то, чтобы облегчить душу, ты должна сейчас активно его ненавидеть и изыскивать в нём всякие недостатки — благо, их немало.
— Как я могу ненавидеть любимого человека?
— Да хотя бы за то, что он тебя не любит. В конце концов, вспомни о чувстве собственного достоинства. Не срами честь филолога. Это кощунство — плакать по такому идиоту. Надо забить на него и забыть, будто его и не существовало.
— И как это сделать?
— Элементарно. Для начала очистим «тело». — Катя без спроса завладела Люсиным телефоном. — Надо удалить его номер, фотки и… его рожу с заставки тоже долой.
— А общие фотографии можно оставить?
— Не-не, всё к чертям.
— Даже если я на этих фотках хорошо получилась?
— Тем более, если ты на них хорошо получилась.
— А если его вырезать?
— Только удалить! Всё равно на фотках, где ты красивая, ты никогда на себя не похожа.
— Ну спасибо, — обиделась Люся.
— На здоровье. Запомни: если тебя бросили, красота тебя не спасёт. Тебя спасёт только чувство юмора.
Люся издала печальный стон.
— Не ной. Вещи его остались?
— Да.
— Щас на помойку всё снесём.
— Кать, я не могу его одежду выбросить!
