давнем прошлом сковывают движения и не дают двигаться вперёд. И я придумала заклинание, которое должно вырвать меня из пут прошлого. Я уловила намёк старого морехода*, который рассказал свою историю, чтобы избавиться от неё. Вот и я на сей раз расскажу свою историю, и больше никогда не буду оглядываться назад. Закончив повествование, я напишу жирным шрифтом «Конец» и с силой захлопну книгу!
Глава I. В пределах Черты
Когда я была маленькой девочкой, мир был разделен надвое: Полоцк – место, где я жила, и чужую землю – Россию. Все маленькие девочки, которых я знала, жили в Полоцке с отцами, матерями и друзьями. Россия была местом, куда отцы уезжали по делам. Она была так далеко, и там происходило так много плохого, что матери, бабушки и взрослые тёти рыдали на вокзале, и до конца дня, когда отец отправлялся в Россию, мне полагалось быть грустной и тихой.
Через некоторое время я узнала о существовании другой границы, промежуточной области между Полоцком и Россией. Там, кажется, было место под названием Витебск, и ещё одно под названием Вильно, и Рига, и какие-то другие. Из этих мест приходили фотографии дядей и кузенов, которых никто никогда не видел, письма, а иногда и сами дяди. Эти дяди были такими же, как люди в Полоцке. Люди в России, понятное дело, сильно отличались. Отвечая на вопросы, приезжие дяди болтали всякие глупости, чтобы всех повеселить, поэтому не удавалось узнать, почему ехать в Витебск и Вильно, хотя и не были Полоцком, было не так плохо, как в Россию. Мама почти не плакала, когда дяди уезжали.
Однажды, когда мне было лет восемь, одна из моих взрослых двоюродных сестёр уехала в Витебск. Все отправились её провожать, а я нет. Я поехала вместе с ней. Меня посадили на поезд с моим лучшим платьем в узелке, я пробыла в поезде много часов и приехала в Витебск. Я не увидела, где именно закончился Полоцк, потому что мы мчались слишком быстро. По пути было множество мест со странными названиями, но я сразу поняла, когда мы прибыли в Витебск.
Железнодорожный вокзал был очень большим, он был гораздо больше, чем в Полоцке. Прибывало сразу несколько поездов, а не один. Там был огромный буфет с фруктами и сладостями, и место, где продавались книги. Из-за толпы кузина всегда держала меня за руку. Потом мы целую вечность ехали в такси, и я видела прекраснейшие улицы, магазины и дома, они были намного больше и красивее, чем в Полоцке.
Мы пробыли в Витебске несколько дней, и я увидела много чудесных вещей, но единственное, что меня по-настоящему удивило, вовсе не было новым. Это была река – река Двина. Постойте, но ведь Двина в Полоцке. Всю свою жизнь я смотрела на Двину. Как же тогда Двина могла оказаться в Витебске? Мы с кузиной приехали на поезде, но всем известно, что поезд может поехать куда угодно, даже в Россию. Мне стало ясно, что Двина тянется и тянется, как и железная дорога, а я всегда думала, что она заканчивается там, где заканчивается Полоцк. Я никогда не видела, где заканчивается Полоцк, я хотела бы увидеть, когда стану старше. Но о каком конце Полоцка может идти речь теперь? Я всю жизнь знала, что Полоцк расположен по обе стороны Двины, а Двина, как оказалось, никогда не обрывалась. Очень любопытно, что Двина остаётся прежней, а Полоцк превратился в Витебск!
Тайна этого превращения привела к плодотворным размышлениям. Граница между Полоцком и остальным миром не была, как я предполагала, физическим барьером, как забор, отделяющий наш сад от улицы. Теперь мир стал таким: Полоцк – ещё Полоцк – ещё Полоцк – Витебск! И Витебск не так уж сильно отличался, просто он был больше, ярче и многолюднее. И Витебск не был концом. Двина и железная дорога выходили за пределы Витебска, тянулись в Россию. Значит, Россия больше Полоцка? Здесь тоже не было разделительного забора? Как же мне хотелось увидеть Россию! Но очень немногие ехали туда. Когда люди ехали в Россию, это был признак беды – либо они не могли заработать на жизнь дома, либо их призвали в армию, либо их ждало судебное разбирательство. Нет, никто не ездил в Россию ради удовольствия. Ещё бы, ведь в России жил царь, и очень много злых людей, в России были ужасные тюрьмы, из которых люди никогда не возвращались.
Полоцк и Витебск теперь были связаны преемственностью земли, но их и Россию всё ещё разделяла неприступная стена. Став старше, я узнала, что хотя Полоцку и не нравилось ездить в Россию, Россия ещё больше возражала против приезда Полоцка. Людей из Полоцка иногда высылали обратно прежде, чем они успевали завершить свои дела, и часто по дороге домой с ними жестоко обращались. Казалось, что в России есть определенные места – Санкт-Петербург, Москва, Киев – куда моему отцу, дяде или соседу никогда не стоит приезжать, что бы их там ни привлекало. Полиция их задерживала и отправляла обратно в Полоцк как опасных преступников, хотя они никогда не делали ничего плохого.
Довольно странно, что с моими родственниками так обращались, но, по крайней мере, был предлог, чтобы отправить их в Полоцк – они оттуда родом. Но почему из Петербурга и Москвы выгоняли людей, которые жили в этих городах, и которым некуда было пойти? Так много людей – мужчин, женщин и даже детей – приезжали в Полоцк, где у них не было друзей, и рассказывали о том, как жестоко с ними обращались в России. И хотя они не были ничьими родственниками, их принимали, им помогали и устраивали их на работу, как погорельцев.
Очень странно, что царь и полиция хотели, чтобы вся Россия принадлежала только им. Это была очень большая страна, требовалось много дней, чтобы письмо дошло до чьего-то отца в России. Почему бы там не жить всем, кому этого хотелось?
Я не знаю, когда я стала достаточно взрослой, чтобы понять. Правду пытались донести до меня десятки раз в день, с того момента, как я стала отличать слова от пустых звуков. Моя бабушка говорила мне правду, когда укладывала меня спать. Родители – когда дарили мне подарки в праздники. Мои товарищи по игре – когда затаскивали меня обратно в угол ворот, чтобы пропустить полицейского. Ванка, маленький светловолосый мальчик, всем своим видом говорил правду, когда специально выбегал из-за развешенного его матерью белья, чтобы
