определенного. На следующей неделе он должен снова сдать анализы, — сообщила Минди.
— Папа!
Но отец, вскинув руку, остановил бросившуюся к нему Никки на полушаге и недовольно произнес:
— Ты всё портишь.
Это были последние слова, услышанные от него Никки. Через несколько дней родители забронировали билеты в Индию, хотя ездили туда несколько месяцев назад. Папа хочет повидаться с родными, объяснила мама.
Прошла пора, когда родители грозились отослать Никки в Индию, если она плохо себя вела; сейчас они сами отправлялись в изгнание.
— Может, к тому времени, как мы вернемся, ты одумаешься, — заявила мама.
Это задело Никки за живое, но девушка прикусила язык, твердо решив не затевать очередную ссору. Она и сама втайне паковала вещи. В паб близ квартиры Олив в Шепердс-Буше требовался бармен. К возвращению родителей из Индии Никки уже съедет.
В Индии папы не стало. Проблемы с сердцем оказались куда серьезней, чем полагали врачи. В нравоучительных индийских историях причиной сердечных заболеваний, раковых опухолей, выпадения волос и других недугов у огорченных родителей являлось в основном непослушание детей. Никки не была настолько бесхитростна, чтобы взваливать вину целиком на себя, но была убеждена: отец остался бы жив, не отложи он ради этой скоропалительной поездки запланированный визит к лондонскому врачу. Жестокие угрызения совести помешали девушке оплакать потерю. Ей очень хотелось, чтобы на похоронах из ее глаз хлынули слезы, принося с собой облегчение, но так и не дождалась этого.
С тех пор минуло два года. Никки по-прежнему сомневалась в правильности своего выбора. Иногда она подумывала, не вернуться ли к учебе, хотя ее тошнило от одной мысли о практических занятиях и наводящих уныние лекциях. Вероятно, в размеренной взрослой жизни страсти и эмоциям отводится второстепенное место. В конце концов, если существует такая штука, как брак по договоренности, возможно, Никки, чтобы приняться за дело, которое ее не увлекает, потребуется совсем немного энтузиазма и надежда, что рано или поздно она его полюбит.
* * *
Утром, едва Никки вышла из дома, в лицо ей ударили колючие струи дождя. Она надвинула на голову капюшон куртки на искусственном меху и угрюмо зашагала к станции, до которой было пятнадцать минут ходу. Любимая кожаная сумка колотила по бедру. Пока девушка покупала в газетном киоске пачку сигарет, в кармане тренькнул телефон. Эсэмэска от Олив: «Работа в детском книжном магазине. Идеальный вариант для тебя! Посмотри во вчерашней газете».
Никки была тронута. Олив просматривала объявления о вакансиях с тех пор, как услышала от подруги, что, по ее мнению, «О’Райлис» долго не протянет. Похоже, дни паба были сочтены: его ветхий, устаревший интерьер не мог претендовать на звание стильного, а набор обыденных блюд — соперничать с меню модного кафе, открывшегося по соседству. Сэм О’Райли теперь безвылазно корпел в своем крохотном кабинетике, заваленный ворохами квитанций и счетов.
Никки ответила: «Я тоже видела. Требуется опыт продаж от пяти лет. Чтобы получить опыт, нужна работа, чтобы получить работу — нужен опыт. Дурдом!»
Ответа не последовало. По будням Олив, новоиспеченная учительница средней школы, выходила на связь нерегулярно. Никки порой подумывала, не пойти ли учиться на педагога, но всякий раз, слушая рассказы подруги о буйных учениках, радовалась, что ей приходится лишь изредка утихомиривать какого-нибудь пьянчужку в «О’Райлисе».
Никки набрала еще одно сообщение: «Увидимся вечером в пабе? Не поверишь, куда я намылилась. В Саутолл!!!»
Она затушила сигарету и влилась в утреннюю толпу, спешащую на поезд.
В дороге девушка наблюдала, как Лондон остается позади: электричка мчалась на запад, и кирпичные постройки сменялись обширными свалками и промзонами. Табличка на платформе «Саутолл», одной из последних станций линии, была написана на английском и пенджабском языках. Пенджабская строчка приковала к себе взгляд Никки, с удивлением зацепившийся за знакомые завитушки и изгибы. Во время летних занятий в Индии она обучалась чтению и письму на гурмукхи.[5] Этот полезный навык позднее пригодился на вечеринках, когда Никки писала по-пенджабски на барных салфетках имена английских друзей в обмен на бесплатную выпивку.
За окнами автобуса, идущего к храму, мелькали двуязычные вывески магазинов, вызывая у девушки легкую головную боль и ощущение раздвоенности на английскую и индийскую части. В далеком детстве Никки часто приезжала в Саутолл с семьей: на свадьбу в храм или за свежей приправой карри в местные лавки. Она помнила, как во время этих поездок мама и папа озадаченно переговаривались: казалось, им и нравилось, и не нравилось бывать среди своих соплеменников. Разве не здорово иметь соседей-пенджабцев? Но стоило ли ради этого переезжать в Англию? Постепенно родители обжились в Северном Лондоне, поводов посещать Саутолл находилось все меньше, и он отошел в прошлое вместе с самой Индией. А тут из машины, едущей по соседней полосе, доносится тяжеловесный ритм бхангры.[6] С витрины текстильного магазина скромно улыбаются прохожим манекены в разукрашенных сари. Овощные лавки выплеснулись на тротуары, и от тележки торговца самосой[7] на перекрестке поднимается горячий пар. Здесь ничего не изменилось.
На остановке в салон автобуса впорхнула стайка школьниц. Девочки болтали, хихикая и перебивая друг друга, а когда автобус внезапно вильнул, с дружным визгом полетели вперед.
— Что за чертова хрень! — воскликнула одна. Остальные прыснули, но тут же осеклись, заметив сердитые взгляды двоих мужчин в тюрбанах, сидевших напротив Никки. Школьницы стали подталкивать друг друга локтями, призывая к сдержанности.
— Постыдились бы, — недовольно буркнул кто-то. Никки обернулась и увидела пожилую женщину, которая окинула проскользнувших мимо нее смущенных девочек испепеляющим взглядом.
Большинство пассажиров автобуса вышли вместе с Никки у гурдвары. Ее золотой купол ярко сиял на фоне унылых серых облаков, а затейливые узоры огромного витражного окна на втором этаже поблескивали яркими сапфировыми и оранжевыми стеклышками. Сплошная викторианская застройка прилегающих к храму улиц казалась игрушечной в сравнении с этим величественным белым зданием. Никки ужасно хотелось закурить, но только не под впившимися ей в спину взглядами почтенных седовласых матрон, степенно шествовавших от автобусной остановки к арочному порталу храма.
В детстве потолок огромной гурдвары казался Никки недосягаемо далеким, но и теперь он был головокружительно высок. Из молитвенного зала доносилось слабое эхо песнопений. Девушка достала из сумки и накинула на голову шарф. Она не была здесь много лет, с тех пор вестибюль храма обновили, и найти доску объявлений удалось не сразу. Некоторое время Никки растерянно бродила по помещению, избегая обращаться к окружающим с расспросами. Как-то раз, чтобы узнать дорогу, она заглянула в церковь в Ислингтоне и совершила большую ошибку, сообщив священнику, что заблудилась. Последовавшая
