встает. Целители не могут найти причину ее хвори.
От двери вдруг снова прозвучал голос Фетмы:
— А что тут знать? Проклятый папаша позвал с собой! Отродье мертвеца долго с живыми не останется! Пускай идет — там ей и место.
— Это ты проклята, злоязычная! — выкрикнула в ответ мать Виреллы.
На этот раз темноволосый сам метнулся к двери и вытолкал сварливую бабу взашей. Не хватало еще ему бабских разборок.
— Когда у твоей дочери в последний раз случились женские дни? — задал он вопрос матери.
Та покраснела.
— Пару недель назад.
— Тогда все ясно. Ее тело требует оборота, — ответил он матери. — Ее лихорадит, оттого что волчья кровь не находит выхода.
— Оборота?! Моя Ви должна… должна обратиться волком?!
— Нет. Полукровка никогда не сможет обратиться. Волчья кровь требует того, что человечье тело не может исполнить.
— И что с ней будет?!
— Раз в месяц, в середине ее женского цикла, на нее будет находить подобная хворь. Это время, когда человечьи женщины способны к зачатию. То же с волчьими самками. Твоя дочь созрела. Самка в ней требует дать ей самца, совокупиться в истинном обличье и дать потомство. Вот только истинное обличье ей недоступно.
— И сколько это будет длиться?!
— Сколько вынесет ее организм. Рано или поздно она умрет от истощения.
Мать всхлипнула.
— Скажи, господин… Ты знаешь, как помочь моей Ви?! Ты ведь такой же.
— Как она? К счастью, нет.
— Как он. Ее отец. Я видела огонь в твоих глазах. Его глаза тоже полыхали красным, когда он… когда он…
— Изнасиловал тебя, — вновь чужак закончил фразу за нее. — Верно. Наши глаза краснеют, когда мы движемся к заветной цели. Породить потомство или уничтожить врага. Твой волк не чуял боли рядом с тобой, потому что его вел самый могучий инстинкт — передать свое семя. Он не мог надеяться, что его умирающего найдет невинная дева. И не упустил такой подарок богов. Ну а какую жизнь проживет его смесок — об этом инстинкт не заботится.
— За что ты ненавидел его? Ты ведь пришел убить Ви из-за него? Что он сделал тебе?
Оборотень сузил глаза.
— Человеку ни к чему лезть в наши дела.
— Я бы и не лезла! Но ты явился в наш дом, занес меч над моей дочерью! Хочешь убить ее за грехи отца, а она ничего не знает о них, и о нем самом! И я тоже не знаю! Будь справедлив и милосерден!
— Убить твою дочь и будет милосердием. Ты слышала, какая жизнь ей предстоит? Она не обретет ни мужа, ни детей, ибо у смесков не бывает потомства. А через несколько лет ежемесячные хвори сведут ее в могилу. Ты хочешь ей такой жизни?
Женщина разрыдалась.
— Молю тебя… скажи, как помочь моей Ви. Я сделаю все, клянусь! Что в моих силах и вне их. Должно же быть средство. Должно!
Она подняла на него заплаканные глаза. Увидела, как странная тень пробежала по его лицу. Подскочила и вцепилась ему в ворот.
— Я вижу по твоему взгляду, ей можно помочь! Скажи, как?! Как спасти мою дочь?!
Глава 4
Он отцепил женщину от воротника, отстранил от себя.
— Волчья кровь и волчье семя. Больше ничто не может ее спасти.
— Объясни… — недоуменно попросила женщина.
— Бывает, волк начинает давать собственную кровь своему смеску. Если это дитя или родившая его человечка дороги волку. Либо кто-то из родственников. Или другие волки — по разным причинам. Но отец твоей дочери мертв. И вся его родня тоже. А посторонним волкам ни к чему делиться своей кровью с чужим отродьем. А уж с отродьем того, кто зачал ее, и подавно.
— Что ты знаешь о нем? — прошептала женщина. — Кем он был? И кто смертельно ранил его?
— Что знаю я, тебе ни к чему, — жестко отрезал оборотень. — Людям неведомо, что происходит у волков. Волкам безразлично, что творится у людей. Так заведено искони и так пусть остается.
Женщина умолкла. Затем задала новый вопрос:
— Ты сказал — волчья кровь и… волчье семя. Это то, о чем я подумала?
Он бросил сквозь зубы:
— Понятия не имею, о чем ты подумала. Волчье семя это волчье семя. Твоя дочь не будет страдать, если ее возьмет в наложницы кто-то из волков. Самка в ней успокоится, если ею будет овладевать самец — пусть в человечьем обличье. Она получит драгоценное семя… и поверит, что зачатие может случиться. Так ведь происходит у вас, женщин. Вы испытываете удовольствие, получая мужское семя… а потом пьете отвары, чтобы вытравить плод. Но в миг удовольствия вашему чреву все равно. Оно раскрывается и блаженствует, не ведая, что вы сотворите с ним после.
Женщина вспыхнула и опустила взгляд.
— Я ничего о том не знаю. Мое чрево не испытывало такого удовольствия. Я не была ни с одним мужчиной после того, как меня изнасиловал твой собрат. В нашем городе никто не принял бы в дом обесчещенную женщину. А от негодяев, которые не отказались бы повторно обесчестить, но при том не дать заботы и крова, меня оберегал брат.
— Тот волк не собрат мне, — рявкнул мужчина.
— Я не могу знать, кем он тебе приходился.
Оборотень не ответил. Он переводил взгляд с матери на дочь. Обеим досталась жестокая судьба. Неприкаянные изгои, никому не нужные. И виной тому тот, кого он сам считал злейшим врагом.
Нить возмездия, которая вела темноволосого по этому пути, привела не к злодею — к жертве. Запах вражьего племени принадлежал несчастному смеску. И как ему теперь быть? Последовать велению инстинкта, прикончить несчастную девчонку? А заодно и мать, которая все равно не вынесет такой утраты.
Жизнь обеих не представляла ценности. Но они были невиновны. Развернуться и уйти, предоставив мать и дочь собственной судьбе?
Одно обстоятельство делает такой выбор неразумным. Дормаши. Фантом рыжеволосой женщины, который пытался убить его на рыночной площади. Его сотворили по образу этой девчонки. Чуть более взрослой, чем она сейчас.
Как такое могло случиться, если она росла вдали от межплеменных дрязг волчьего рода? Разве мог создатель дормаши придать фантому-убийце лицо той, кого он никогда не видел?
Внешность фантомов всегда имела смысл. Ее не брали у случайных прохожих, не творили
