И, попросив бармена проследить за их с Ле Сенем напитками, Ву Хо отправилась вдогонку за сбежавшими парнями, на ходу извлекая из сумочки сигареты с зажигалкой…
Отыскать парней не составило труда. Из-за агрессивного выяснения отношений, вокруг этой пары в курилке образовалась трехметровая зона отчуждения, и остальные пребывающие там курильщики предпочли скучковаться в противоположном углу, дабы случайно не угодить под раздачу. Прокравшаяся мышкой Ву Хо, закурив сигарету, под прикрытием висящей в комнате дымовой завесы легко затерялась в толпе невольных свидетелей разборки.
— Ле Сень! Все мои беды из-за тебя! — пьяница брызгал слюной и размахивал зажатой между пальцами, не раскуренной еще сигаретой перед лицом совершенно спокойного собеседника.
— Добро пожаловать в реальный мир, Лы Ван, — не скрывая призрения в голое, хмыкнул прикуривающий от зажигалки оппонент.
— Ле Сень! Ты обязан пойти, и все рассказать нашему начальнику! Потому что это ты…
— Обязан? Я?.. Да ты в своем уме, Лы Ван? — злорадно расхохотался пижон в модном пиджаке, открывшийся вдруг затаившейся в уголке Ву Хо совсем с иной стороны. — Это ж в твоем сейфе недостачу вещ-доков обнаружили! Тебе и ответ держать!
— Ах ты, гад! — обронив на пол так и не закуренную сигарету, Лы Ван цапнул обеими руками Ле Сеня за лацканы пиджака.
Но, словив тут же молниеносный тычок в солнечное сплетенье, отшатнулся, ссутулившись и беззвучно хватая ртом воздух.
— Че, плохо тебе, дружище? Ну присядь, посиди, — Ле Сень силой усадил пьяного знакомого на край пустой лавки в углу и, раздавив в пепельнице окурок, присел на корточках перед ним.
Дальше они заговорили шепотом, и их бормотание тут же потерялось в задорных ритмах доносящегося даже до курилки диско. Чтобы дослушать продолжение зацепившего ее разговора, Ву Хо рискнула выбраться из-за спин других курильщиков и, усевшись на лавочку с другой стороны угла, придвинулась почти вплотную к собеседникам.
Теперь девушку стало прекрасно видно и сквозь клубы дыма. Но сидящий к ней лицом пьяный Лы Ван, сосредоточив все внимание на лице товарища, в упор не видел греющую уши у соседней стенки незнакомку. Способный же легко ее разоблачить Ле Сень оказался к Ву Хо практически спиной, и обернуться, чтоб увидеть затаившуюся в полуметре за спиной девушку, из его положения было довольно проблематично.
—…Лы Ван, хорош дурить. Никто не виноват в случившемся. Нам просто не повезло с этой внезапной проверкой, — увещевал пьяницу Ле Сень.
— Я знаю, что этот чертов пакет с дурман-травой из моего сейфа забрал ты! — зашипел в ответ Лы Ван, не желая успокаиваться.
— Это серьезное обвинение, дружище. Надеюсь, у тебя есть, кроме домыслов, какие-то реальные доказательства?
— Все в отделе знают, Ле Сень, что ты конфискованной наркотой втихушку приторговываешь!
— Да ты что? А я, вот, прикинь, не в курсе, — откровенно угорал Ле Сень. — А кроме домыслов этих пустых, у тебя хоть одно реальное доказательство имеется?
— Нет. Потому что ты тщательно заметаешь за собой следы!
— Вот и нефиг тогда напраслину на честных офицеров наводить!
— Пффф! — фыркнул Лы Ван.
— Чего пыхтишь. В твоем сейфе недостачу обнаружили — тебе и ответ держать.
— Какой же ты урод, Ле Сень!
— Зато ты у нас, прям, ангел с крылышками… Как зад припекло, тоже ведь выкрутился ни разу не законным способом. Вернул забытую типа у экспертов партию… Только послушай: забытую у экспертовпартию — это звучит даже, как полное дерьмо.
— Пошел ты!..
— Но ты прав, конечно — кому какое дело! Главное, что начальство схавало этот цирк в твоем исполнении. И, вместо ареста, ты отделался лишь дисциплинарным взысканием… Ничего страшного. Поработаешь месяц-другой простым инспектором на земле. Тебе это лишь на пользу пойдет — дисциплину подтянешь и не будешь больше ключ от сейфа своего где попало оставлять.
— Пошел ты!..
— Кстати, раз уж у нас такой откровенный разговор с тобой, дружище Лы Ван, приключился, может поделишься: где на самом деле ты так быстро пять кило дурман-травы раздобыть сумел? Что за идиоты решились толкнуть копу запретное зелье? И откуда у тебя взялось полляма юаней на покупку разом такого объема?
— Да пошел ты!
— Я-то пойду, Лы Ван. Но ведь это ты на меня недавно наскочил, от девушки симпатичной увел, сюда притащил… Сдается мне, дружище, что я тебе нужен гораздо больше, чем ты мне.
— Ле Сень, пожалуйста! — из глаз пьяного Лы Вана вдруг градом посыпались слезы. — Мне нужно обязательно всю траву вернуть обратно до понедельника! А как я верну то, чего не брал?
— Так, от меня-то ты чего хочешь? Я тоже не брал. У меня и ключей от сейфа твоего нет.
— Да как так-то⁈ И что мне делать теперь?
— Погоди. Не газуй. Чтоб помочь тебе, я должен видеть всю картину целиком. Потому, хорош ломаться, как девочка. Давай уже, подбирай сопли и рассказывай: кому ты там задолжал пять кило дурман-травы?
— Отцу, — понурив голову, стал изливать душу Лы Ван. — Он главным технологом на фармацевтическом комбинате работает. И, узнав о моей беде, забрал со склада у себя пять килограмм дурман-травы. Она там, как ингредиент, для изготовления пилюль каких-то используется. До воскресенья пропажи на складе никто не хватится. Но если утром в понедельник отец не вернет сырье на место, то сам понимаешь… А у меня ж теперь, после того как временно отстранили, и доступа к сейфу больше нет!.. Как⁈ Ну как мне траву-то ему обратно вернуть⁈
— Выходит, родитель за тебя, дурака, теперь сам на нары загремит, — хмыкнул Ле Сень.
— Дружище, помоги! — цапнул сидящего на корточках товарища снова за лацканы пиджака Лы Ван.
— Да отвали, псих! Пиджак порвешь! — сбросил руки товарища Ле Сень.
— Ну помоги мне! Ты ж всех знаешь, все можешь… — заканючил пьяный Лы Ван, схватившись отброшенными руками за край своего сиденья, и начав раскачиваться всем телом вперед-назад.
— Ишь как запел, а по первости в воровстве меня обвинял, — попенял товарищу Ле Сень.
— Ну пожалуйста! — продолжал канючить и раскачиваться, как неваляшка, униженный и раздавленный горем пьяница.
— Ладно, есть у меня одна темка верная в разработке. Там лошки одни аккурат завтра должны будут крупную партию травы засветить. Ежели все выгорит, как надеюсь, то так и быть помогу разрулить твой головняк, дружище. Но уж и ты, Лы Ван, не забудь тогда этой моей услуги.
— Да, да! Конечно! Все что смогу! Всегда!.. Ле Сень, ты…
Брезгливо поморщившись, Ву Хо отодвинулась на дальний край своей лавочки, не желая больше слышать раболепные причитания пьяного слизняка. Раскрывшийся в откровенном разговоре с товарищем совершенно с иной стороны, оказавшийся обманщиком и жестоким манипулятором Ле Сень перестал быть для нее привлекательным молодым человеком.
Бросив в пепельницу давно истлевший до фильтра окурок, Ву Хо решительно поднялась со своего места и, под прикрытием не переводящегося в курилке сигаретного дыма, незаметной тенью метнулась к выходу.
Находиться дальше в клубе у девушки пропало настроение, и, минуя бар с недопитым коктейлем, она сразу направилась в сторону выхода.
— Вот урод! Бизнес-коп, блин, продажный! Ненавижу!.. — бурчала себе под нос раздосадованная Ву Хо, на ходу натягивая добытую в гардеробе куртку.
— Девушка, с вами все в порядке? — окликнул ее охранник на выходе из клуба.
— Да. Все норм, — ответила дежурной улыбкой и частыми кивками Ву Хо.
Оказавшись на улице, она тут же поймала такси и поехала домой.
Глава 4
Я очнулся по аккомпанемент чьих-то воплей на непонятном, как собачий лай, азиатском наречии. Раскрыл глаза и…
Обомлел!
В отражении глянцевого натяжного потолка ни разу не моей комнаты на меня пялился развалившийся на кровати незнакомый узкоглазый толстяк в одних труселях. А поскольку отражение могло быть только моим, выходило, что этот косоглазый пузан — это я.
Не желая мириться с подобным беспределом заявившейся спозаранку белочки, я отвесил себе звонкую плюху. Узкоглазый толстяк в потолочном отражении в точности повторил мое действие, лихо хлобыстнув себя по щеке. И я тут же зашипел от боли, вкушая всю прелесть пропущенного удара, и наблюдая, как в отражении проступает на щеке багровый след от ладони… Фак! Это ж не я там, а какой-то непонятный азиат! Чертова белка! Какого хрена?..
В гудящей с похмелья башне что-то щелкнуло, и фоновый «лай» из непонятного превратился в легко переводимый. Я по-прежнему слышал отрывистую азиатскую речь, но стал вдруг понимать ее, как свой второй родной язык.
…Ну вот, и снова, снова я ничего не могу сделать! И боли от удара не ощущаю совершенно! Как будто и не ударял только что себя по лицу! А может это все мне лишь грезится⁈ Такой
