дворе стоит прекрасная золотая осень…
По мере того, как они подходили ближе, гул распадался на отдельные звуки: многоголосый говор, нервные взвизгивания перевозбудившейся скрипки, холодная ясная флейта… Ладно, музыка хотя бы намекала на то, что здесь что-то празднуют, а не дерутся. Уже хорошо.
Переулок вывел их на небольшую округлую площадь, и при одном взгляде на неё становилось ясно, куда делся весь народ с пустынных окрестных улиц. Толпа была гуще, чем в час пик в метро. Музыка играла сразу с двух сторон; казалось, исполнители мало того что не потрудились договориться, что именно они будут исполнять, так ещё и явно соревновались в громкости, но ровный, весёлый гам людского роя всё равно почти перекрывал надрывающиеся инструменты. Фасады домов были украшены яркими флажками, выходящие на площадь карнизы и балконы пестрели цветами в вазах и букетами – нет, целыми кострами лимонных, алых и огненных осенних листьев. Впереди, над морем людских голов, виднелось белое здание с грубоватыми, но яркими витражами в стрельчатых окнах. Полукругом стоящие на его широких ступенях фигуры в жёлтом пели что-то хором.
Хотя Алексей не так уж долго прожил в Питере, в городе он ориентировался, вот только сейчас это не помогало – ему никак не удавалось узнать район. Он решил подойти и спросить у кого-нибудь, и это было его тактической ошибкой, потому что стоило ему приблизиться к толпе – и он, сам не заметив, как, уже оказался в её гуще, затянутый ею, словно болотом. На мгновение он потерял ориентацию в пространстве, оглушённый музыкой, смехом и гомоном; вокруг разом говорило столько голосов, что он не мог различить отдельных слов. Мельком подумалось, что и одеты все как-то странно – это что, какой-нибудь карнавал?..
Кто-то крепко взял его за плечо.
– И чего тебя только сюда потянуло? – поинтересовался Рад, возникший рядом. – Давно себя сельдью в бочке не чувствовал?
– Да это не бочка, а какое-то Ходынское поле… – нервно усмехнулся Алексей и, кажется, сглазил, потому что по толпе вокруг вдруг прошла рябь, и стоящие рядом, стиснутые другими людьми вокруг, крепко зажали и его.
Причину не пришлось искать долго: ею оказалась раскрасневшаяся, блестящая белыми зубами коротковолосая девушка в жёлтом, плывущая через людское море на плечах у крепкого, почти Раду под стать, детины – если бы не он, ей, пожалуй, сквозь человеческий кисель было бы не пробиться. Девица то и дело запускала руку в кожаный мешок и щедрыми горстями раскидывала вокруг маленькие голубые цветы, которые люди ловили в сложенные лодочками ладони. Иногда в девичьих пальчиках вместо синих лепестков металлически сверкало что-то золотистое, и тогда все вокруг, и женщины, и мужчины, наперебой тянули к ней руки и шеи, и она, смеясь, надевала на них кулоны, перстни, браслеты… Она раздавала все эти побрякушки так щедро и легко, что сразу становилось ясно: они ничего не стоят, но народ хватал их не хуже сорок, которым сойдёт что угодно блестящее. Как всегда, лишь бы даром…
Парень, игравший роль коня или верблюда, целеустремлённо и легко двигался вперёд, невозмутимо придерживая укрытые золотистым подолом коленки своей мягко покачивающейся ноши, и толпа кое-как раздвигалась, чтобы дать ему пройти. Странная наездница была хорошенькой, и, когда она поравнялась с Алексеем, он невольно улыбнулся ей. Она заметила его, ответила ему улыбкой, нарисовавшей у неё на щеках милые ямочки, пошарила у себя в мешке и, по-кошачьи изогнувшись – он не успел и слова произнести, – надела что-то ему на шею.
– На счастье! – прокомментировал у самого уха кто-то из соседей.
Прежде чем Алексей сообразил, что к чему, за носильщиком уже сомкнулась толпа, и всё, что он ещё видел – это яркую спину одарившей его да синий цветочный дождь…
– Надо бы выбираться отсюда, как считаешь?
Опомнившись, Алексей согласно кивнул на уместное замечание Рада и стал искать пути к отступлению. Пробиться назад к переулку, из которого они вышли, нечего было и думать, и, просто чтобы выбраться из давки, они двинулись к густо увитой покрасневшим по случаю осени девичьим виноградом арке, ведущей куда-то ещё. Толпа пропускала их с неохотой; под ногами шуршали лепестки, сухие листья, оброненные кем-то разноцветные ленты, и что-то кричала в спину музыка.
Улочка за аркой была немногим шире той, первой, и неправильным, тупым углом загибалась влево, за жёлтый трёхэтажный дом с низким крылечком. На ступеньках, сосредоточенно умываясь, восседала кошка; если не считать сей пушистой особы, вокруг было пусто. Кажется, на площади происходило что-то действительо важное, раз там сейчас собрались все-все…
Алексей беспомощно окинул взглядом закрытые ставни, солнечный огонь в стёклах полукруглых слуховых окошек под самыми крышами, натянутую между двумя домами прямо через улицу бельевую верёвку. Сохнущая на ней одежда выглядела так, словно кто-то затеял большую стирку театрального реквизита.
– Может, вернуться туда, откуда мы пришли? – неуверенно предположил он.
Вокруг творилось что-то совершенно непонятное, а та лавка, куда они почему-то вышли с Невского, казалась какой-никакой нитью обратно к нормальному, знакомому Петербургу. Ведь, в конце концов, вход частенько одновременно по совместительству является выходом, вдруг тот странный путь, которым они сюда попали, всё-таки работает в обе стороны?..
– Резонно, – кивнул Рад, – только как туда попасть? Ты дорогу найдёшь?
И вот это действительно было проблемой.
Алексей примерно представлял себе направление – но и только. Они наугад отправились вперёд, надеясь, что рано или поздно от этой улицы ответвится рукав, ведущий в нужную им сторону. Не тут-то было: как назло, ни переулка, ни перекрёстка… Наконец Алексей заметил по правую руку забор, в котором не хватало пары досок. Они сунулись туда, надеясь найти за ним что-то вроде проходного двора, и мгновенно уяснили, что забор стоит здесь не просто так: им навстречу с оглушительным хриплым лаем бросилась пара гигантских косматых псов.
Алексей отшатнулся, уверенный, что через секунду его собьют с ног и вопьются в горло, но тут же услышал звон натянутых цепей. Зубастые громадины бесновались и отчанно рвались с привязи в шаге от них с Радом; к счастью, цепи держали, вот только путь к спасительному лазу в заборе всё равно был отрезан, а на двери у Алексея за спиной уже гремел засов…
– Про́пасть! Что вам здесь нужно?! Проклятые воры!
Заливистый лай собак почти заглушал голос их хозяина, возникшего на заднем крыльце, но, впрочем, его лицо и поза говорили не хуже слов. Должно быть, у него в чуланах и впрямь припрятано что-нибудь очень ценное, раз он так быстро выскочил… Приземистый мужчина с квадратной челюстью и полуседыми длинными волосами,
