с момента смерти почувствовал тело. Смутно, как будто всё тело было ватным, но я ликовал. Жаль, что продлилось это недолго, всего несколько секунд. Это отняло у меня практически все силы, и я снова провалился в сон.
Запоминающихся событий за первые годы моей жизни произошло удивительно мало. Хотя, наверное, это нормально? Себя прошлого ребёнком я ведь и не помню почти. Точнее, как раз-таки и вспомнил, но, за неимением важных событий, эти знания снова начали затираться. Дни в основном сливались для меня в однообразную картинку. Я оказался очень тихим ребёнком, по сравнению с моим кузеном Дадли. Несмотря на это, мы вполне нормально играли вместе, ссор и драк у нас ещё не было.
С старшими Дурслями, в особенности с Петунией, всё сложилось удивление хорошо. Порой, я ловил на себе уж слишком странные и непонятные взгляды от тёти, но, к счастью, всё обошлось. Относились ко мне как к родному, ничем не обделяли.
Ходить я, оказывается, уже умел, причём весьма умело для годовалого ребенка, в то время как Дадли только начинал делать неуверенные шажки. А вот с речью была проблема. Когда кузен вовсю что-то щебетал, я обратил внимание на то, что тело молчит. Возможно, это связано с моим положением. Заметил не я один. Меня возили по различным врачам, но все разводили руками. Зато не оставили без внимания мою гетерохромию. В остальном я оказался полностью здоров.
Не сразу я задумался, а почему я вообще понимаю английский? Нет, через пару лет вполне можно было научиться, но я ведь понимал слова сразу же после попадания. Память маленького Гарри подсказала? Но почему тогда я не помню ничего до попадания? Решил даже не задумываться об этом и принять как факт, ведь вряд ли я когда-нибудь узнаю ответ.
Помимо того, что я наблюдал за жизнью моего нового тела, я размышлял. И в первую очередь мои мысли касались магии. Да, магия здесь существовала, хотя и не в повседневной жизни. Скорее всего, маги скрываются от глаз обычных людей в подполье или даже в каком-нибудь волшебном мире, параллельном этому. Не знай я точно, что она существует, и подумал бы что просто переродился в своём же мире. Правда, в недалеком прошлом.
Конечно же, главной темой моих размышлений был очевидный вопрос — а являюсь ли я сам магом?
Впрочем, в скором времени все сомнения исчезли. Первое проявление магии принесло мне аж две радостных новости. Первой и самой очевидной было то, что я маг и могу колдовать. Развеивающиеся сомнения, что сидят где-то внутри, всегда приносят радость. Так что, будни попаданца, ждите меня! Вторая же принесла облегчение, что я точно не немой и говорить могу. Просто, когда я случайно спихнул со стола стакан и тот разбился, он починился на глазах Петунии. А затем я спросил: «Ты не сердишься?». Я видел борьбу внутри тёти, и, когда она что-то для себя решила, она просто подошла и обняла меня. Вечером об этом уже знал Вернон, но ничего в их отношении ко мне не изменилось. Исходя из этого, я сделал два вывода. Первый: мои опекуны знают о магии, более того, всё это время ждали от меня её проявления. Второй: я, несмотря на роль зрителя, кажется… Привязался к ним. В один момент, мои эмоции и эмоции тела начали сливаться воедино, влияя друг на друга.
Чем старше становилось тело, тем чаще и дольше я впадал в спячку. В конце концов, и моё «заточение» подошло к концу.
Просто в один момент понял, что на кровати лежу Я, а не тело, за которым я наблюдал столько времени. Минут двадцать я просто лежал и не мог поверить, что наконец-то это свершилось. Слёзы ручьём текли из глаз, а рукава пижамы уже были мокрыми оттого, что я постоянно вытирал ими лицо. Эмоции, долго время не находившие нормального выхода, взяли надо мной верх. Когда же я смог взять себя в руки, я осмотрелся. На часах было без пяти семь утра. Все ещё спали.
Лёгкая паника охватила меня. Ведь чёрт его знает, сколько времени прошло во время моего сна. Последним воспоминанием о жизни до пробуждения был мой пятый день рождения. Утерев всё ещё мокрые от слёз глаза сухим местом на рукаве, я встал с кровати. Натянув на ноги тапочки, причём сделав это на рефлексах, я стал осматривать комнату, выискивая отличия. Всё же, всё то время между моими снами я помню довольно чётко, особенно последние дни.
Так прошло ещё минут пять. Было решено спуститься вниз. В доме стояла тишина. Переступая скрипучие дощечки, чтобы ненароком никого не разбудить, я медленно продвигался к лестнице. Так же аккуратно спустился вниз. Лестница почти не издавала звуков. Вернон знал толк в строительстве делал на совесть. Страх о том, что во время моего сна прошло много времени и резкая смена поведения с провалами в памяти могли бы вызвать подозрения, улетучился. Подарки, которые мне вручили на пятилетие, стояли там же, где я их оставил в последнем воспоминании. Дата на календаре так же подтвердила мои предположения.
— Это значительно упрощает дело, — выдохнул я.
Спать не хотелось. Мазнув взглядом по комнате, решил для начала привести себя в порядок. Когда тревога прошла, вернулись радость и неверие. По пути к ванной я то и дело дотрагивался до разных предметов. Из-за этого чуть не разбил вазу тёти Петуньи, которая досталась ей от матери. Осязание предметов вызывало восторг. И, когда зашёл в ванную, я первым делом взглянул в зеркало и начал ощупывать себя. Даже ущипнул себя. Ущипнул больно, не рассчитав. Но даже так я был рад.
Я провёл рукой по чёрным взъерошенным волосам, безуспешно пытаясь их уложить. В глаза сразу же бросилась гетерохромия, что неожиданно проявилась у меня несколько лет назад. Вскоре после моего прибытия в семью Дурслей цвет одного из глаз окончательно поменялся. Правый глаз, над которым располагался странный шрам в виде молнии, остался зелёным, как сверкающий изумруд, а вот левый стал серым, как сталь. Прям как у меня в прошлой жизни. Чёткие скулы, прямой тонкий нос, высокий лоб и бледноватые губы гармонично смотрелись на худом лице. Даже красиво. Для ребёнка.
Ещё немного поразглядывав и пощупав себя, наконец приступил к процедурам. У нас с Дадли были одинаковые зубные щётки, поэтому вышла небольшая заминка. Плюнув на это, взял красную и взял на заметку проследить за кузеном, чтобы узнать, зелёной ли он чистит зубы или
