ее драгоценная воспитанница давно умерла.
– Полно тебе, Ярушка! Какая же ты предательница? Сама завтра убедишься, как твоему возвращению домашние обрадуются, – заверила Матрена.
Мда, убедилась. Ближе к рассвету бабульку сморила усталость, а я задремала, растратив крохи сил на разговор. А с раннего утра в комнату наведались служанки. Видно, привыкли к тому, что Матрена постоянно находится возле моей кровати, вот и не обращали внимания на прикорнувшую в кресле женщину. Меня им даже в голову не пришло проверить.
– Ишь, разлеглась, немочь дохлая! – небрежно подвинула меня нахалка, плюхаясь на кровать. – Простыни ей через день меняй, пыль в горнице вытирай и чистоту наводи. Какая темной упырице разница, где лежать? По мне, скинуть бы ее в канаву, да и дело с концом! Что от нее толку?
– А тебе что за дело, Лукерья? – фыркнула вторая. – Жалованье князь исправно платит. Радовалась бы, что хозяйка такая досталась. Не кричит, не придирается, всем довольна. Давно тебя на скотном дворе не пороли?
– Уж лучше бы кричала и придиралась! – язвительно ответила первая служанка. – Я за мертвецами не нанималась ухаживать.
– Дурная ты! Никакая княжна не мертвая, – вступилась за меня девушка. – Сама же пульс щупала и зеркальце к губам подносила. А раз живая, то грех твой, что зла ей желаешь.
– Грех? – наигранно расхохоталась Лукерья. – Не смеши! Эта тварь с темниками якшалась. Тюремные казематы по гадине плачут. Кроме полоумной бабки, ни одна живая душа сокрушаться не будет, если княжна Шумская, наконец, сдохнет. Ее же извести – минутное дело. Прикрыть лицо подушкой, – кинула на меня названый предмет, – и подождать пару минут.
– Нельзя так! – возмутилась вторая служанка. – Не по-человечески это.
– А резать людей на алтарях по-человечески? – парировала девица и крепче прижала подушку к моему лицу. – Ты что, за приспешницу темников переживаешь? Коли сдохнет, мир станет чище, и нам работы убавится.
Ну уж нет! Не на ту нарвалась. Я никого не резала! В мои планы не входило быть задушенной нерадивой служанкой. Поднять руку и убрать подушку у меня не хватило бы сил, но в борьбе за новую жизнь я сумела шевельнуть ладонью, коснуться нахалки и ущипнуть ее за мягкое место, давая понять, что жива.
От визга, с которым Лукерья подскочила с кровати, заложило уши. Вмиг проснулась Матрена и сбежались слуги.
– Ты что такое творишь, плешница сенная? – Из милой бабульки Матрена превратилась в грозную хищницу, готовую растерзать любого, кто посмел обидеть ее детеныша.
Сиделка стащила с меня подушку, и я судорожно, с сипом, вздохнула. От нехватки кислорода уже ломило в груди.
– Убить меня хотела! – Хлебнув лишку воздуха, закашлялась. – Помешала я тем, что ухаживать за мной надоело, – без сожалений сдала обнаглевшую девку.
– Прохор, хватай ее и в холодную запри! – приказала бабулька слуге. – И вторую – тоже, раз потворствовала и не помешала душегубство вершить! Ишь, чего удумали, злодейки! Пока я задремала, хотели княжну извести? Не позволю!
– Смилуйтесь! – бухнулась в ноги служанка. – Не виноватая я! Это все Лукерья придумала! Я же, наоборот, отговаривала, за госпожу заступалась.
Виновница же, бледная, как мел, испуганно таращилась на меня и беззвучно шевелила губами.
– А это уже князю решать, в доме которого вы преступление замыслили! И магу разума, который ваши подлые душонки наизнанку вывернет! – пригрозила сиделка. – Где это видано, чтобы слуги самосуд над хозяевами вершили?
Новость мгновенно разнеслась по дому, и в мою спальню набился народ, сбежавшийся поглазеть на очнувшуюся после кому больную. Но у меня оказалась на редкость заботливая и преданная заступница. Как только увели девушек, заливающихся слезами, Матрена живо выпроводила посторонних.
– Вот ты! Подожди! – задержала бабулька крепкую на вид чернявую девушку с толстой косой. – Как звать? Кто такая?
– Паулина я, дворникова дочь. Прачкой туточки работаю. Домашние Павкой кличут – бойко ответила она, машинально пряча за спину руки.
– Покажи! – От Матрены не укрылся этот жест.
Девушка посмурнела и вытянула вперед покрасневшие от воды ладони, с потрескавшейся кожей, мозолями и заусенцами.
– С такими грабками тебя до княжны грех допускать. У нее кожа нежная, поцарапаешь еще. – Бабулька придирчиво осмотрела руки служанки, затем прошлась недовольным взглядом по фигуре. – Крупная больно! Не получится незаметной при госпоже быть. – Ладно, может, и к лучшему, что такой оглоблей вымахала. Поможешь Ее светлость искупать, а там я более подходящих девок в горничные подберу.
– Благодарствую, Матрена Саввишна! – девушка обрадовалась назначению. – Уж я расстараюсь, вы не пожалеете. Только вы уж Марфе Ильиничне скажите, что к себе забираете.
– Скажу, не переживай! – заверила деятельная бабулька и тут же прикрикнула. – Чего столбом застыла? Сказано же, Ее светлость искупать надобно. Значит, бегом ванную набери и чистые простыни подготовь. Я, что ли, вместо тебя это делать буду?
– Никак нет! Сию минуту исполню! – Паулина опрометью бросилась в смежную комнату.
– Испугалась, дочка? – отдав последние распоряжения, Матрена присела на краешек кровати.
– Немного, – призналась, пребывая в изумлении от завертевшихся событий.
Мне еще казалось, что я сплю и вижу странный сон. Набежавшие слуги походили на массовку в съемках исторического фильма, а резкое преображение Матрены – на искусную игру талантливой актрисы. Вот только внутреннее ощущение, что женщина не притворялась и вела себя естественно, доказывало, что происходящее – реально. И вот это пугало сильнее, чем несостоявшееся покушение.
Не знаю, что вызвало большую шумиху, факт моего пробуждения или же злая выходка служанок, но дом вскорости наполнился шумом и суетой. Я слышала топот слуг, которые носились, как угорелые, подмечала, что в спальню постоянно кто-то норовил заглянуть. Матрене пришлось поставить слугу в коридоре, чтобы отваживал любопытных и докладывал, если вдруг что-то срочное. За время омовений сиделка два раза отлучалась и возвращалась с загадочным выражением лица.
Сам процесс купания меня вогнал в краску, ведь я с малых лет привыкла мыться самостоятельно. Однако за тринадцать лет мышцы настолько ослабли, что я пошевелиться лишний раз не могла. Вот и приходилось беспомощно наблюдать, как меня моют, словно маленького ребенка. Зато я успела рассмотреть новое тело и признать, что оно очень даже ничего: длинные стройные ножки, впалый животик, густая копна рыже-русых волос, симпатичное личико. Правда, ребра выпирали под кожей и у груди размер