и серую. Узкие прорези окон, откуда так хорошо стрелять. Должно быть, там мрачно, думаешь ты. Должно быть, там ужасно. Тоскливо всю жизнь прожить на одном месте. Это чувство тебе хорошо знакомо. Ты пересчитываешь монеты. Достаточно. Достаточно, чтобы уехать еще дальше. Достаточно, чтобы ехать до тех пор, пока не найдешь то самое место, которое стоит всех твоих ожиданий и лишений.
Потягиваясь на кровати, медленно пережевывая мягкий хлеб с маслом, ты размышляешь о том, что они делают на балу. С кем будет танцевать принц? Кого он полюбит, а на кого даже не взглянет? У него есть власть, но в такой власти для тебя нет ничего притягательного. Ты закрываешь глаза. Есть другой мир. Мир, где люди придумывают и создают удивительные вещи. Прямо с нуля. Ты вдыхаешь мягкий, густой воздух. Он пахнет надеждой. Ты улыбаешься и расправляешь плечи. Иногда любовь больше напоминает гнев. Она заставляет бороться. Ты чувствуешь, будущее подступает неминуемо, нетерпеливо подталкивает тебя, будто расшалившийся ребенок. Ночь все глубже, она пожирает мир, а ты упорхнула, улетела под ее покровом. Все, что осталось, это примятые одеяла в гнезде на чердаке. Тебе любопытно, как быстро они заметят… Хотя, на самом деле, и не очень-то интересно. На самом деле тебе все равно.
Ты расстегиваешь сумку, которую взяла с собой. Твои руки перебирают металл, бумагу, ткань. Ценят вещи, которые ты хотела от других. Выдергивают их, как репку из земли. И на перьевой постели ты планируешь свое будущее.
Примеряешь мамины туфельки.
Они впору.
Жена дровосека
Иногда мне хочется снова стать ребенком, а иногда – женщиной, сотканной из снега.
За окном лес утопает в глубоком снегу. Таком ярком, что он освещает землю, заставляет ее сиять обманчивой чистотой, которую я ненавижу. Я отворачиваюсь от окна и пытаюсь ничего не чувствовать. Утро сегодня простое и бледное, посвященное домашним заботам: мытью полов, взбиванию подушек. Я пытаюсь отвлечь себя простыми, бесполезными делами. Вышить звездочки на подушке. Поставить остролистник в вазу.
Деревянные полы, обычно и так прохладные, становятся все холоднее. Но я не хочу пока разжигать огонь. Не хочу тратить дорогое, на вес золота, дерево. А еще мне грустно думать, что такое сильное, многое повидавшее на своем веку дерево за считанные минуты может превратиться в пепел. Полагаю, как и все мы, рано или поздно. Мои ноги уже онемели от холода, поэтому я в конце концов складываю горкой тоненькие веточки и обрывки пожелтевшей бумаги на решетку.
Когда я была маленькой девочкой, что-то произошло со мной в лесу. Но я не могу вспомнить точно что. Трудно верить рассказам бабушек; всегда либо слишком невинным, либо слишком грязным. С тех пор мое отношение к лесу изменилось: думаю, когда-то я любила его, а может, мне теперь просто так кажется. Он красивый, но его чернильные очертания бередят душу. Темнеет, скоро мой муж будет дома. Я покусываю губы, чтобы они покраснели.
Свежеиспеченный хлеб, теплый и мягкий. Аромат окутывает комнату, он первым поприветствует мужа, когда тот вернется. Должно быть, я сама доработала рецепт. Раньше моя выпечка была едва съедобна. Источник жгучего стыда. Она не дарила ощущение домашнего уюта. Но теперь мне нравится готовить, хотя и грустно потом садиться за стол. Еда кажется непозволительным расточительством. Ведь ем я обычно в одиночестве, а значит все эти угощения – лишь для меня одной. Иногда мне хочется быть пышногрудой матроной, неприступной, но одновременно понятной каждому, простой. Собственное тело пугает меня. Как хорошо было бы быть фигуристой, привлекательной. Зрелой. Интересно, смогла бы я тогда защитить себя? Сейчас я на это не способна. Я будто сделана из фарфора, полая, как фигурка птички на каминной полке… Да, фигурка из китайского фарфора с блестящими глазками из оникса. Птичка, которая украшает комнату, но никогда не полетит в высокое голубое небо, ведь тогда она обязательно разобьется. Я смаргиваю непрошеные слезы и продолжаю наводить уют в очаровательном доме, чтобы он полностью соответствовал своей очаровательной хозяйке. «Как кто-то настолько хрупкий может столько знать? – говорит он. – Так много женских штучек». Он проводит безмерное количество времени, изучая мое лицо руками и глазами. Должно быть, ему нравится то, что он видит. Наконец он отпускает меня, и я выдыхаю. Мне интересно, что он знает обо мне. Он, похоже, с легкостью разгадывает загадки, о существовании которых я даже не подозреваю. Он читает меня, будто древесные кольца, отметины и засечки, что он оставил. Он берет работу на дом – приносит бревна и ветки. Когда-то они были живыми, теперь им предстоит сгореть и разлететься хлопьями бледного пепла по свету.
Треск бревен в камине, который я разожгу. Отблески огня на мягких волнах моих волос. Ему нравится расчесывать их пальцами левой руки. Вторая предупредительно лежит на моей шее. Я разжигаю огонь. И тонкие свечи, и масляные лампы. Я знаю, что это расточительство, но мне нужен весь этот свет. Мне нужно точно знать, что это он, а не какой-то незнакомец откидывает щеколду и приветствует меня его голосом. Небо становится совсем темным, похожим на плотную шкуру. Шкуру, что ощетинилась бесконечностью крошечных блестящих зубов.
Когда я была маленькой девочкой, то вечерами любила сидеть в ногах у бабушки, положив голову ей на колени. Закрывала глаза и слушала ее. Ее коленки были мягкими и немного пахли старостью, сосной и совсем чуть-чуть – пылью. Иногда мне кажется, что я ощущаю этот запах на себе. Ее рассказы были жестокими: о дважды рожденных монстрах, о женщинах из ножей, о диких косматых чудовищах, ужинающих человечиной – начинали они всегда с пальцев ног и заканчивали глазами. Я не считала эти истории странными, по крайней мере в то время, завороженная ее вниманием, ее руками, распутывающими мои колтуны, заплетающими и расплетающими мою косу… переливами ее голоса. И мне было и страшно, и весело одновременно. Хотелось слушать дальше и хотелось, чтобы она остановилась.
Окна чистые, лишь изморозь по краям. Занавесок нет. Сейчас зима, но деревья все еще с листвой. Ими приятно любоваться, особенно на закате. Но под мягким лиственным убором скрывается прочный и острый скелет, деревянные кости цепляются за одежду, царапают лицо. Потеряться в лесу жутко, особенно когда твое тело нежное и податливое, а все вокруг – колючее, цепкое. Лесом приятно любоваться, и только-то. Но стоит тебе оказаться среди деревьев, как на тебя начинают наступать тени, постепенно пожирающие все
