еще путались. Она боялась отвечать на вопросы, которые ей могли задать, и своими ответами дать пищу для размышлений. Но когда этот страх миновал, убежденность в бессмысленности разговоров заставили ее вернуться к роли спящей больной. Была еще и другая причина: в день, когда она скажет «я уже здорова», ее спросят, куда же она пойдет. А между тем она не знала куда и даже кто оплатит все расходы на лечение в больнице.
В конце концов, будь что будет, приход Юсуфа означал конец всем сомнениям. Она решила предоставить ему возможность решить свою дальнейшую судьбу.
* * *
Беспокойство сестры Магды росло с каждой минутой. Это было ясно. Но когда она повернула голову, то увидела, что Зулейха, оказывается, уже сидит на кровати и смотрит на нее.
Женщина удивленно спросила:
— Вы проснулись?
— Не смогла уснуть…
— В таком случае…
— Да… Я знаю, что Юсуф-бей наконец приехал. Я его жду.
— Прямо сейчас?
— Конечно, сейчас. Только помогите мне немного привести себя в порядок. Может, я даже смогу встать, чтобы его встретить…
Щеки у Зулейхи порозовели, взгляд оживился. Она, казалось, была готова хоть сейчас спрыгнуть с кровати. Старшая медсестра с удивлением смотрела на странную больную, которая внезапно выздоровела и позволяла себе помочь только из-за естественной слабости, никак не выказав, что творится у нее в душе, и не дала сестре Магде даже минуту почувствовать себя нужной. И эта больная готова была вот-вот ускользнуть от нее. Но смекнув, что энергичное движение больной являлось отчасти притворством, быстро скрыла свое изумление.
— Браво, мадам, вижу, вы… — Она хотела было уже пошутить, что, возможно, приезд мужа так обрадовал молодую женщину и способствовал скорейшему выздоровлению. Однако, подумав, что это уж слишком, сказала: — Вы здоровы, но окончательно ли?
Сестра Магда принесла зеркало и помогла Зулейхе убрать волосы, надела поверх ее сорочки кружевной воротничок, который достала из шкафа, но никак не соглашалась позволить больной подняться с постели.
Когда с приготовлениями было покончено, Зулейха откинулась на подушку и произнесла:
— Вот теперь вы можете позвать Юсуф-бея.
Молодая женщина уже дважды употребила слово «бей», тем самым подчеркивая, что отношения, связывающие ее с мужем, сугубо официальные.
Зулейха почему-то думала, что Юсуф зайдет в комнату один. Как артистка, готовая выйти на сцену, она медленно повторила слова, которые вот уже несколько дней крутились у нее в голове:
— Некоторые события не назовешь иначе как случаем или злым роком.
Так любил говорить ее отец. Юсуф тоже знал эту фразу, и не было никакого сомнения, что он вспомнит ее, как только услышит из уст Зулейхи.
Еще во время первой их встречи Зулейха должна была произнести это, чтобы избежать пустых разговоров, бесконечных хождений вокруг да около и жалости.
Молодая женщина более или менее продумала и свою речь, которая должна была последовать за этими словами, хотя решила действовать сообразно обстоятельствам. «У нас с самого начала не было с вами взаимопонимания, и, осознавая это, разве мы не подали на развод? Конечно, никто не хотел, чтобы такое случилось до того, как мы получим документ из суда о расторжении брака, однако…»
В коридоре послышались шаги. Зулейха одной рукой сжала железный каркас кровати и, подняв голову, устремила взгляд на дверной проем. Глаза ее все так же блестели.
Но вошел не Юсуф, а сестра Магда.
— Доктор отвел Юсуф-бея в другой зал, я ему все передала… — доложила сиделка.
* * *
Зулейха сказала «очень хорошо», но при этом почувствовала, как защемило в груди. Она не была уверена, что, задержись Юсуф еще немного, она сможет сохранять спокойствие.
Темный коридор, видневшийся через дверь, стал пробуждать в ней еще более причудливые подозрения. Зулейха попросила у старшей медсестры газету, чтобы чем-нибудь занять себя. Газета была на немецком, но с крупными фотоснимками. Зулейха, как ребенок, смотрела на них во все глаза. Одно из изображений — фотография высокого дипломата с сумкой в руке, выходящего из двери вагона — вернуло ее к одному из самых страшных предположений. Получив первую телеграмму, Юсуф выехал из Силифке[14], доехав до Енидже, вернулся обратно.
Зулейха несколько раз ездила вместе с Юсуфом из Силифке в Стамбул и потому знала этот путь. Сначала от особняка Гёльюзю нужно было добираться на автомобиле до Мерсина, потом проехать на поезде до Енидже и дождаться экспресса Торос, который прибывал из Аданы[15]. Ожидание обычно длилось больше часа. Юсуф в это время покупал свежие стамбульские газеты у мальчишки-разносчика и, бросив их на кресло напротив, начинал просматривать одну за другой. Зулейха допускала, что муж узнал неприятную новость из газет и отказался от поездки в Стамбул, а вместо этого вернулся в Силифке.
Только два дня назад у молодой женщины прекратились странные нервные расстройства. До этого каждый раз после полуночи Зулейха резко открывала глаза в темноте — так по первому нажатию кнопки сразу загорается электрическая лампочка. В теле не чувствовалось ни напряжения, ни боли. О том, что у нее приступ, можно было судить лишь по шуму в ушах. В полной темноте Зулейха снова закрывала глаза и сквозь опущенные веки видела мутное свечение, как будто снаружи горели лампы.
Зулейху в эти ночи преследовали неотступные видения. Она видела своего мужа, в вагоне в Енидже рассматривающего фотографии в газете: снимок разбитой машины; той топи, в которую упали их выброшенные из автомобиля тела; фото моторной лодки, кадры из больницы и ту обрезанную ножницами свадебную фотографию. У Юсуфа на лбу набухают вены, которые появляются, когда он злится или думает, он поворачивается к окну и читает подписи под снимками. Молодая женщина резким движением головы отогнала видение. Но теперь в видение стал превращаться снимок дипломата с сумкой в немецкой газете. Зулейха снова устремила взгляд на дверь.
* * *
Прошло немного времени, и в палату вместе с доктором вошел Юсуф.
Доктор остановился у входа. Юсуф без тени волнения подошел к кровати, наклонился и поцеловал голову жены. А потом ласковым движением, словно ребенка, погладил по волосам и сказал:
— Выздоравливай скорее, Зулейха, ты меня очень напугала… Извини, что приехал так поздно… Ты знаешь мою проклятую арабскую лихорадку… я сказал про нее доктору…
— Ну, тогда и ты поправляйся…
— Слава Аллаху, Зулейха, что я нашел тебя целой и невредимой.
— Я почти здорова…
Доктор сначала, казалось, колебался: уйти ли ему и оставить их одних или вмешаться в разговор. Но когда увидел, что муж и жена начали легко и непринужденно беседовать, как хорошие друзья, то подумал,
