class="p1">Машина заменит муллу и попа
а в храмах, слепа, будет биться толпа.
Не хочешь бежать, так внемли же и бди:
Пади предо мною, как ваши вожди!
Прими мою суть и уж не обессудь:
мой путь — это твой же рехнувшийся путь.
Отдай мне свой мозг! Я дарю тебе рай.
Но только играй со мной, милый, играй!
Я Альфа, Омега, предлог, послелог
Я миру начало, и я эпилог. Я — БОГ!
Джаннат и Джаханнам. Рай и Ад
Кому открываются райские двери?
Мужчинам пристойным, кто в Господа верил.
Коль жил беспорочно, все делал как надо
в раю ожидает достойных награда:
прекрасные телом, веселые пери,
нектары, хмельнее и слаще чем шерри,
веселье и песни, забавы и пляски
и радость в душе и любовные ласки.
А кто же еще будет в райских чертогах?
Да девы, конечно, грешившие много,
кто толк понимает в забавах и плясках
и ловок весьма на любовные ласки.
А скушные, постные, кислые девы
в геенну уйдут, где шайтаны и дэвы
чтоб грешным в котлах со смолой и дерьмом
морали читать где-то в круге седьмом.
Духи степи шепчут монголам
Земля дрожала от ужасной вести
и ветры разносили пыль и страх:
Ушел Сын Неба. Ночью, в тайном месте
сокрыт от всех его священный прах.
Он был начало всех начал, и воин и творец,
сквозь огнь он вышел из горнил блистая как сапфир.
Клич боевой его звучал как Хаоса конец.
Своей душой он съединил рассыпавшийся мир.
Коней, рабынь и золото сокрыли
в холодных недрах Матери-Земли
Три тысячи рабов ушли в могилы
и знание с собою унесли.
Пред ним рассыпался в песок китайских стен кирпич,
и перед ним лежали ниц цари могучих стран.
Дрожали Запад и Восток, и был Он меч и бич
и разрушитель всех границ Великий Чингисхан
А память свято будут чтить потомки
как восемь юрт, знамёна, лук и плеть*.
И шесть веков империи обломки
как угли в пепле будут слабо тлеть.
И пусть вас кони понесут свободно и легко
укажут путь вам звёзд угли и пастухов костры
Налейте в золотой сосуд кобылье молоко**
и духи Неба и Земли благословят дары.
* Реликвии культа Чингисхана. В т. ч. знамёна (Хар сулдэ) — бунчуки с конскими хвостами
** Фраза из монгольского канона «Алтан дэбтэр»
Песенка про еще одного бога
Этот бог не похож на надменных великих
ни по лоску и силе, и ни по красе.
Он не добрый, не злой, он всегда разноликий.
Он такой же как все. Он такой, как мы все.
Он с гуляками пьет и дерется на ринге,
спит в соломе и любит гулять по росе.
То как грек плутоват, то заносчив как джинго.
Он такой же как все. Он такой, как мы все.
Кафры видят в нем кафра, французы- француза
а китайцы находят китайца черты.
Незаметен в толпе, никому не обуза.
Он такой же, как я и такой же, как ты.
Он не просит восторгов, молитв, поклоненья.
Он не хочет быть Господом вовсе ни дня.
Может он и не бог — а недоразуменье.
В этом он не похож на тебя и меня.
Но приходит к тебе, и стоит у порога
воплощая в реальность и сны и мечты.
Ты в рутине погряз, ты не видишь в нем бога.
Он такой же как я, он такой же как ты.
Так зачем разводить эту бурю в стакане?
Бог как бог, остальное одна болтовня…
Если вдруг он уйдет, то Вселенной не станет.
Как погибнет она без тебя и меня.
Строитель Вавилонской башни
Не хотел я быть героем
Я строитель. Башню строил.
Не искал я геморроя,
жег из глины кирпичи.
И фанатиком я не был.
Но хотелось, чтоб, — до неба!
Чтобы с неба славу мне бы
протрубили трубачи.
Но богам завидно стало,
что людская куча мала
пусть хоть в чем-то их достала,
в чем-то стала им равна.
И смутили наши души.
Каждый сам себя лишь слушал.
Боги все надежды рушат,
как чума или война.
А потом я строил Трою.
Белокаменной горою.
Чтоб её не взять герою,
не разрушить из баллист.
Боги козни снова строят,
Им обман милее боя,
и падет, сгорая, Троя,
как сухой осенний лист.
Боги крутят, баламутят,
сладко врут, наводят смуты,
в тяжелейшую минуту
насылают страсть и боль.
И легко меняют кожу:
Где любовь — там ревность тоже,
А бесстрашье кровью всхоже.
Где добро, — там шаткость, голь.
Боги щедры на угрозы.
Им нужны людские слезы.
Жрут молитвы, жертвы, грёзы,
наши души, веру, суть.
Им куда милей смиренье
благочестья и творенья.
Ждешь от них вознагражденья?
Ускользают, словно ртуть
Воздвигаю, украшаю.
Боги снова разрушают.
Зависть видеть им мешает,
зенки застит им алчба.
Тунеядцы! Паразиты!
Час придет — и будем квиты.
Нас не будет — вам, бандитам
сдохнуть с голоду судьба.
Только может, всё- химеры?
Я и сам себе не верю.
Мы же люди, что ж, как звери,
рвем и рвем друг друга вновь?
Их, богов вина ли? Или
мы богов себе творили
чтоб лишь подлостью, без силы
проливать людскую кровь.
Там, на Башне, может сами
стали мы друг-другу псами
и дурными голосами
заорали: "Дай! Моё!"?
Кучу греческого хлама
мы заставили Приама
не сжигать у двери храма -
затащить в своё жильё.
Человеки! Братцы! Люди!
Без усилий благ не будет!
Ваше счастье вам на блюде
не захочет Бог переть
Может быть, душой с богами
вы могли б сравниться сами.
Лишь не лезь в нее ногами.
Ныне, присно, да и впредь!
О душе и Боге
Словно демон в мистической драме,
Преисподней покинувший мрак,
ощущаю себя в пентаграмме,
из которой не выйти никак.
Не теолог я и не философ,
отчего же — понять не могу -
пентаграмма извечных вопросов
окружает на каждом шагу.
О душе рассуждаю с тоскою.
Тут бы в мистику сходу не влезть:
в ней реальное что-то такое
и абстрактно-эфирное есть.
Два плюс два безусловно четыре,
