Сейбер обнял Лэнгли за плечи и направился к двери.
– Должен же мужчина когда-то отдыхать, – промолвил он в ответ.
Это заявление вызвало одобрительный смех. Джентльмены поплелись из комнаты.
Сейбер был почти уверен, что Бест, Лэнгли и Фоулс еле сдерживают себя, чтобы не броситься со всех ног прочь от призрака, – ведь каждый из них думал, что привидение явилось только ему.
Откуда она узнала про легенду о призраке Сибли?
Как ей удалось проникнуть в клуб джентльменов?
Как? Ха! На это у нее есть живой и изобретательный ум.
И Сейбер сделал то, что должен был сделать: не оборачиваясь, он прошел мимо единственной женщины на свете, которую смог бы полюбить, – он не имел права допустить, чтобы она связала свою жизнь с таким человеком, как он.
Эйвеналл Сейбер прошел мимо самого очаровательного, самого нежного в мире создания – Эллы Россмара.
– Элла Россмара! – Леди Джастина, виконтесса Хансиньор, одетая в бледно-персиковый атласный пеньюар, поднялась с кресла, стоявшего у окна в спальне Эллы. – Наконец-то ты явилась. Прикрой дверь и потрудись объясниться. Сейчас же, слышишь меня? Что ты делала? Где ты была? Если твой отец проснется и увидит, что меня нет, тебя ожидает не только мое неодобрение.
Выскочила в ночной… ночной… О Боже правый, да ты совсем потеряла голову. Отвечай, что…
– О, прошу тебя, мама! – перебила Элла. – Как я могу что-то объяснить, когда ты и слова мне не даешь сказать? – Она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
Грозя пальцем, мать направилась к ней, прихрамывая сильнее, чем обычно.
– Не смей разговаривать со мной таким тоном, юная леди. Ты меня до смерти перепугала. Что это на тебе надето?
– Костюм привидения. – «Ну, кто тебя за язык тянул, дурочка!»
Леди Джастина беззвучно ловила ртом воздух. Янтарные глаза ее сделались совсем круглыми.
И тут вдруг Элла выпалила:
– А кто такая графиня Перруш?
– Элла!
– Ну что, мама?
– Я сейчас разбужу твоего отца!
– Тогда я разревусь.
– Не выдумывай, ты никогда не плачешь. Так где ты была?
Элла прижала ладони к горящим щекам и мысленно призвала себя к спокойствию и благоразумию.
– В клубе Сибли на улице Сент-Джеймс.
Почтенная леди беззвучно ахнула, попятилась к розовому креслу с дамасским узором и тяжело опустилась на сиденье.
– Мне надо было…
Леди Джастина жестом приказала ей умолкнуть.
– Это клуб джентльменов, Элла.
– Ну да, и что?
– И ты была внутри?
– Да.
– Ты… Но как ты проникла туда?
– Поттс…
– Поттс! – Мать устало прикрыла глаза. – Ну конечно. И как я могу порицать беднягу за это? Ты ведь просто вьешь из него веревки.
– По-моему, ты тоже вьешь из него веревки, мама. – Поттс служил кучером в семье матери уже много лет – сколько именно, он и сам толком не помнил. Выйдя замуж, леди Джастина уговорила его перейти на службу к Россмара. – Папа рассказывал мне о рискованных поездках, которые ты совершила в компании Поттса. – Поттс всегда старался отговорить хозяев от сомнительных прогулок, но в конце концов делал так, как ему приказывали, – и умел держать язык за зубами.
– Это к делу не относится. Зачем тебе понадобилось ездить в клуб?
– Я хотела, чтобы Сейбер меня увидел.
После этих слов воцарилось молчание. Леди Джастина еще глубже погрузилась в кресло. Сейбер был ее нежно любимым кузеном. Она отвела взгляд, нервно теребя ленточки пеньюара.
– Сейбер – завсегдатай клуба Сибли. Он частенько туда наведывается. Я узнала про легенду о призраке, которого может видеть только тот, кто не в своем уме, и, одевшись привидением, разыграла этот спектакль.
– О Элла, как ты могла!
– Тебе прекрасно известно как! Я люблю его, и он меня любит, и однако же он совсем не хочет меня видеть.
– Он ни с кем из нас не видится вот уже много лет… во всяком случае, очень давно.
– Я люблю его, – упрямо повторила Элла.
– Тебе это только кажется. Ты еще совсем ребенок. Элла сердито швырнула серую вуаль на кровать.
– Мне уже двадцать лет. И не забывай, что я оказалась в Лондоне только потому, что вы с папой меня уговорили. Вам не терпится избавиться от меня.
– Элла!
– Ну, хорошо, хорошо, не буду. – Испуганное лицо матери немного охладило пыл девушки. – Прости меня. Вам жаль расставаться со мной, но вы хотите, чтобы я непременно нашла себе здесь жениха и вышла замуж. А, насколько мне известно, дети замуж не выходят. Значит, ты должна признать, что я все-таки взрослая, не правда ли?
Казалось, еще немного, и ленточки пеньюара оторвутся – так сильно их дергали.
– Вечно ты стараешься исказить смысл моих слов, – заметила мать.
– Вовсе нет. Целых три года я по твоему настоянию прилежно выезжаю в свет каждый сезон. Всем ясно, что теперь я старая дева и ничего больше.
Мать вскинула подбородок.
– Ошибаешься. Никакая ты не старая дева. Не забывай, что я вышла замуж, когда мне было уже тридцать пять.
Понятно, почему мама заговорила о себе. В надежде быть рядом с любимым человеком сама она последовала за ним в Шотландию и стала не только его подругой, но и женой. Струан, виконт Хансиньор, похитив Джастину, не согласился на меньшее, чем венчание.
После свадьбы супруги сразу же забрали к себе Эллу и Макса. Это случилось три года назад, а теперь в их доме в Шотландии появились еще двое маленьких Россмара – двухлетний Эдвард и его сестра, годовалая Сара.
– Я спрашивала тебя про графиню Перруш, – напомнила Элла.
Краска залила щеки леди Джастины. Элла нетерпеливо топнула ножкой.
– Что означает, когда о леди говорят, что она много требует, но много и дает? И когда джентльмен говорит, что ему необходимо отдохнуть от нее и набраться сил?
Мать закрыла глаза.
– Она что, куртизанка?
– Ты знаешь слишком много для своих лет, девочка моя. – Мать выпрямилась в кресле. – Не годится неискушенной девушке говорить о таких вещах.
– Неискушенной? – Элла встряхнула головой. – Да я видела такое…
– Забудь о том, что ты видела. Ты еще невинный ребенок. Если бы это было в наших силах, мы с отцом сделали бы все, чтобы изгладить из твоей памяти ужасные воспоминания. Нам следует благодарить Бога, что ты была там с завязанными глазами. И то, чему тебе довелось стать невольной свидетельницей, не коснулось тебя, слава Богу. Ты не просто невинное дитя, ты самая лучшая дочь на свете, о какой только может мечтать любая мать. И не говори мне, что это не так, – я и слушать не стану.