играть еще несколько минут, но теперь, когда за ними со стороны наблюдала их маленькая сестра и время от времени глупо смеялась, иллюзия исчезла и ее было не вернуть, как они ни старались.
Никки остановился и оперся на световой меч.
— Может, как-то включить ее в игру? — предложил он.
— Как?
— Можем играть, как будто она мастер Йода, — сказал Никки, и им это показалось таким смешным, что они расхохотались. Том поглядывал на Никки, не перестал ли тот смеяться, и старался изо всех сил не отставать от брата. Наконец Никки остановился: — Надо поменьше шуметь.
И Томми рассудительно отозвался:
— Мы же не хотим мешать папе.
Пока они смеялись, Бет поднялась на ножки и побрела вдоль стены, решительно поглаживая кирпичную кладку, как будто бы это была собака или лошадь. Затем она вдруг повернулась к братьям и пошла в их сторону, раскинув руки и широко улыбаясь.
Томми почувствовал, что сейчас она упадет. Она так разогналась, а шаги ее были слишком неуверенными. Они с Никки не успели подхватить ее, прежде чем она растянулась на гравии. Мелкие камешки разлетелись во все стороны. Мальчики замерли на мгновение, потом Никки быстро подбежал к Бет, поднял ее и поставил на ноги, возможно в надежде отвлечь до того, как она поймет, что ей больно, и начнет реветь. Но это не помогло. Бет страдальчески сморщила личико и издала протяжный, хорошо знакомый братьям вой.
— Все в порядке, Лизка-Л иска, — утешал Никки, отряхивая ее. — Не так уж тебе и больно, — он стал демонстративно гладить и целовать ее колени. — Ну вот. Уже лучше.
— Кажется, она ударилась локтем, — предположил Томми.
— Я и его поцелую, Лиска. Видишь? Вот, теперь хорошо.
Бет продолжала плакать. Ее лицо покраснело. Томми подумал, что сейчас она немножко похожа на инопланетянина.
— Давай отведем ее к маме, — сказал он.
— С ней все в порядке, — ответил Никки, взяв Бет на руки и покачивая, хотя, на взгляд Томми, это не очень помогало.
— Лучше отвести ее в дом, — повторил он. Он точно не знал, действительно ли так беспокоится о Бет или просто хочет от нее отделаться.
— Нет. Она слишком шумит, — возразил Никки. — Подождем, пока она успокоится. Папа еще работает.
— Хочешь мишку? — спросил Томми, чтобы хоть как-то проявить заботу, но Бет продолжала реветь.
Никки качнул Бет так быстро, что она на несколько секунд перестала плакать, и снова начала, но уже не так сильно.
Никки качнул ее еще раз.
— Тебе нравится?
Бет успокоилась и ухватила в кулачок воротник куртки Никки. Томми следил за тем, как она с неуверенной улыбкой мнет его. По опыту он знал, что Бет сейчас раздумывает, надо ли ей снова начинать плакать. Он подошел к ней, расстегнул курточку и стал щекотать, как ей нравилось, и она рассмеялась своим странным глубоким смехом.
— Умница, — говорил он, — умница, Бетти.
Никки поставил Бет на землю и встал перед ней на колени, чтобы вытереть ей лицо краем своей футболки.
— Ты научишься ходить как следует, — сказал он ей ласково и добавил на манер мастера Йоды: — Медленнее ходить должна ты.
Томми захихикал. Бет, видя, что ее братья смеются, тоже засмеялась.
Когда фиона на обратном пути проходила мимо дома Бэрдов, уже начинало быстро темнеть. Она увидела Катрину, которая вышла, чтобы взять Бет и загнать мальчиков домой. Все они были освещены светом, лившимся из задней двери, но Фиона знала, что ее они в сгущающихся сумерках увидеть не могут.
Она стала шарить по карманам в поисках фонарика, который точно брала с собой. Хорошие дети, снова подумала она. Вежливые, милые мальчики. Фиона вспомнила, как однажды зашла к ним, когда Катрина задремала наверху с Бет, и Никки предложил ей чашку чая, как взрослый, а потом пришел малыш Томми и принес бисквиты, разложенные на тарелке ровным кругом. Чай был очень слабым, словно это было просто молоко с горячей водой. Но они так старались ей угодить, так хотели ее развлечь, чтобы при этом не побеспокоить маму. Фиона размышляла о своем сыне Стюарте, который, кажется, все больше и больше отстранялся от родителей. Он учился в школе в Обане и приезжал домой только на выходные. Но иногда Фиона, к стыду своему, радовалась, что его нет. Она ожидала, что он оставил ей что-то на день рождения — открытку или даже подарок, — и вчера тщательно обыскала весь дом, чувствуя себя очень глупо, но ничего не нашла, а когда вечером, как обычно, позвонила ему, он и не вспомнил о том, что у нее день рождения, пока она сама об этом не заговорила. Тогда он пожелал ей всего самого наилучшего и спросил вежливо, как у пожилого дальнего родственника, хорошо ли она провела этот день. Когда Фиона повесила трубку, она страшно разозлилась, но не на сына, а на мужа, который, по ее мнению, не должен был такого допустить. Фиона всегда следила за тем, чтобы на день рождения Гэвина Стюарт приготовил ему хотя бы открытку. Мужчины не так предупредительны, как женщины. Она подумала, каково будет Катрине с ее сыновьями, когда они вдруг превратятся в неуклюжих дерзких подростков. Раньше-то Стюарт собирал для нее полевые цветы по дороге из школы.
Наконец Фиона нашла фонарик в потайном кармане и стала смотреть, как Катрина и ее дети исчезают в доме. Последним ушел Никки, аккуратно поставив две длинные палки у задней двери, наверное, чтобы они с братом продолжили игруна следующий день, во что бы они там ни играли. Дверь закрылась, а через секунду погас свет. Фиона представила себе, как семейство Бэрдов угнездилось в своем теплом и светлом доме. Она надеялась, что Гэвин оставил включенной лампочку на крыльце, но он часто забывал. Ветер усиливался. Она знала, что ночью будет буря.
Когда Фиону допрашивала полиция, она сообщила, что проходила мимо дома Бэрдов к помойке около 17:35, а обратно возвращалась в шесть. Она не смотрела на часы, пока шла, но помнила, что, когда вернулась, часы в кухне показывали 18:20. От ее дома до дома Бэрдов было около пятнадцати минут ходу. Эта информация оказалась очень важной. Фиона была последним человеком, который видел семейство Бэрдов в живых.
Когда Никки и Томми Бэрды на следующий день не появились в школе, их учительница Эйлин Браун позвонила им домой. Никто не подошел к телефону. Эйлин пыталась дозвониться все утро, но трубку не брали. Она была единственным учителем в школе с пятью учениками, так что ей не с кем было
