– Всего лишь одна камера, которая весьма удобна и совершенно не мешает. Этот брусок и есть камера.
– Гм… Я, правда, ничего не смыслю в вашем искусстве, но как обстоит дело с температурой? Ствол ведь накаляется?
– Нисколько! Материал и обработка ствола моя тайна… Впрочем, не всегда ведь выпускают двадцать пять зарядов подряд!
– Конечно нет.
– То-то же! Из этого железа получится эксцентрично вращающийся барабан, в нем будет двадцать пять отверстий, в каждом по патрону. После выстрела барабан поворачивается, так что следующая пуля придвигается к стволу. Уже несколько лет я носился с этой идеей, все не удавалось! Теперь, кажется, дело начинает идти на лад. Уже и сейчас известно мое имя, но тогда я буду знаменит и заработаю много денег!
– Если за деньги всякий сможет приобрести это опасное оружие, то вы в короткое время продадите несколько тысяч штуцеров, но ими будут истреблять буйволов, а заодно и всякую дичь, мясо которой идет в пищу индейцам. Целые сотни, даже тысячи охотников вооружатся вашими штуцерами и отправятся на запад. Ручьями потечет людская и звериная кровь, и скоро ни одной живой души не будет ни по ту, ни по эту сторону Скалистых гор!
– Тьфу, пропасть! – воскликнул он в ответ. – Правда ли, что вы только недавно приехали из Германии?
– Да.
– И раньше никогда здесь не были?
– Нет.
– И тем более на Диком Западе?
– Нет.
– Следовательно, вы настоящий грингорн. И все же этот грингорн так бахвалится, точно он предок всех индейцев и жил здесь в течение тысячелетий! Не воображайте, что можете заговорить мне зубы! Даже если бы все было на самом деле так, как вы утверждаете, то мне все же никогда не придет в голову открыть оружейный завод. Был я до сих пор одинок, таким хочу и остаться, у меня нет ни малейшего желания иметь постоянные неприятности с сотней или еще большим числом рабочих!
– Но вы могли бы взять патент на ваше изобретение и продать его.
– И не подумаю, сэр. До сих пор я имел все необходимое, надеюсь, что и впредь без патента не буду терпеть нужды. Ну, а теперь проваливайте домой! У меня нет никакой охоты слушать писк птенца, который должен опериться, прежде чем начать петь или свистеть.
Мне и в голову не пришло обидеться на его грубые слова. Я протянул ему на прощанье руку и ушел. Тогда я и не подозревал, какое важное значение будет иметь для меня этот вечер. Следующего утра я ожидал с нетерпением и радостью, так как, имея в стрельбе некоторый опыт, был совершенно уверен, что удачно выдержу испытание у своего друга.
Ровно в шесть часов я был у него. Он уже ждал меня, и, когда он протянул мне руку, по его добрым и грубоватым чертам скользнула улыбка.
– Добро пожаловать, сэр! Ваше лицо выражает уверенность в победе… Значит, вы думаете, что попадете в стену, о которой мы вчера говорили?
– Надеюсь.
– Отлично. Пойдемте сейчас же! Я возьму вот это ружьецо, а вы понесете тот тяжелый штуцер, я не хочу тащиться с такой махиной.
Он перебросил через плечо легкую двустволку, а я взял «старую пушку», которую он не хотел нести. По прибытии в тир он зарядил оба ружья и сперва сам выстрелил дважды. Затем наступила моя очередь стрелять из тяжелого штуцера. Я еще не был знаком с таким типом ружья и поэтому в первый раз задел только край зачерненной середины мишени, второй выстрел был более удачен, третьим же я попал как раз в центр зачерненной части, и все остальные пули прошли через дыру, пробитую третьей пулей. Удивление Генри возрастало с каждым выстрелом, мне пришлось испытать еще и двустволку, что дало такие же результаты.
– Либо в вас сидит сам дьявол, либо вы прирожденный вестман. Я до сих пор не видал ни одного грингорна, который умел бы так стрелять!
Нет, дьявола во мне нет, мистер Генри, – рассмеялся я, – и я не собираюсь продавать ему свою душу.
– В таком случае ваша задача и обязанность стать вестманом! Есть у вас к этому охота?
– Почему бы нет?
– Отлично. Посмотрим, что можно сделать из грингорна! Итак, вы умеете ездить верхом?
– В случае нужды.
– В случае нужды? Гм… Значит, не так хорошо, как стрелять?
– Вот еще! Что вообще значит ездить верхом? Самое трудное сесть на лошадь. Но раз я уже сижу на ней, она ни за что не сможет меня сбросить!
Он испытующе посмотрел на меня. Я сделал самое невинное лицо, а он сказал:
– Вы в самом деле так думаете? Небось, хотите держаться за гриву? Но вы ошибаетесь! Вы верно заметили, самое трудное попасть на лошадь, так как это зависит от вас, спуститься же с лошади значительно легче, об этом уж она сама позаботится.
– Но у меня лошадь этого не сможет сделать!
– Вы думаете? Посмотрим! Хотите попробовать?
– Охотно.
– Идемте! Сейчас только семь, и в вашем распоряжении еще целый час. Мы отправимся к барышнику Джиму Корнеру, у него имеется лошадка, которая уж позаботится о вас!
Мы возвратились в город и разыскали барышника, владельца большого манежа, окруженного конюшнями. Корнер сам подошел к нам и спросил о цели нашего прихода.
– Этот молодой сэр утверждает, что его ни одна лошадь не сбросит с седла, – отвечал Генри. – Что вы на это скажете, мистер Корнер? Не дадите ли вы ему влезть на вашего чалого?
Барышник окинул меня испытующим взглядом и кивнул в знак согласия головой.
– Кость у него, кажется, добротная. Впрочем, молодежь не так легко сворачивает себе шею, как старые люди… Если джентльмен пожелает испытать коня, то я ничего не имею против.
Он отдал соответствующее распоряжение, и вскоре два конюха вывели оседланную лошадь. Она была в высшей степени неспокойна и то и дело старалась вырваться. Бедный мистер Генри, видимо, испугался и просил меня отказаться от испытания, но я, во-первых, не чувствовал страха и, во-вторых, смотрел на это, как на дело чести. Я велел дать мне хлыст и прикрепить шпоры. После нескольких тщетных попыток, несмотря на яростное сопротивление лошади, я все же вскочил на нее. Едва я сел в седло, как конюхи отбежали, и скакун сделал прыжок всеми четырьмя ногами в воздух, а потом в сторону. Я удержался в седле и теперь спешил попасть ногами в стремена. Едва мне удалось это сделать, как лошадь начала лягаться, нагибая голову. Когда это не помогло, она направилась к стене, чтобы у нее сбросить меня, однако с помощью хлыста я заставил ее повернуть в другую сторону. Тут последовала лихая, опасная для меня борьба между всадником и скакуном. Я призвал на помощь всю свою слабую сноровку и недостаточный опыт, напряг последние силы в мускулах ног и, в конце концов, оказался победителем. Когда я слез с лошади, ноги мои дрожали от напряжения, лошадь же была совершенно взмылена, и с нее градом катился пот. Теперь она слушалась малейшего движения узды.
